Родители расслабились, видимо, прочитав на бейдже хранительницы должность, и немного отпрянули от каталки, позволяя доктору взглянуть на их сокровище. Вера с болью провела рукой по черным как смоль непослушным волосам. Такие же, как и в прошлой жизни…
— Ведь это настоящее чудо, — заговорила хранительница просто чтобы ее поведение не выглядело слишком странным. — Что сын к вам вернулся.
Мужчина кивнул, а женщина смахнула слезу.
— Врачи говорят, самое страшное теперь перелом бедра, — вдруг улыбнулась она. — Обезболили фентанилом и дали снотворное, чтобы он не мучился в пути. Но он ведь никого не узнал.
Мужчина крепче сжал плечо своей жены.
— Наш Коленька всегда был таким хорошим. Для родителей настоящая радость, все его любили: родные, друзья и тут эта вертихвостка ему попалась, — женщина громко всхлипнула. — Спасибо, что позаботились о нем, доктор. Мы уж теперь постараемся, чтобы он пришел в себя.
— Маша, пойдем, — произнес ее муж.
— Спасибо, — сухо сказал он Вере.
Хранительница бросила на свою единственную любовь последний взгляд. Если бы она только могла оставить ему послание! Сказать, как много он для нее значил, что бы та женщина, попавшаяся Николаю в прошлой жизни, никогда своими холодными пальцами больше не притронулась к ее мужчине. И тут Вера поняла. Выходя сегодня с утра на улицу, она накинула куртку для пробежек, потому что было прохладно. Одежда все еще была на Вере. В кармане лежал плеер. Там были их любимые песни, которые хранители слушали вместе. В конце концов, оказалось, что у них схожие вкусы в современной музыке.
Убедившись, что родители отошли к своей машине, а персонал скорой занят проверкой оборудования, Вера наклонилась к возлюбленному, вставила ему наушник в правое ухо, зажала в ладони плеер и нажала на кнопку "Пуск".
Потом машина отъехала. Вера добежала за ней до ворот и остановилась. В груди было пусто, в сознании играла музыка. Хранительница все еще не собиралась исчезать, она знала, что так будет. Внутренне она к этому готовилась. Вера держалась рукой за облупившуюся ограду и нервно соскребала с нее остатки краски.
— Не жалеешь? — за левым плечом встал хирург.
— Ни капли, — ответила Вера.
Она подарила любимому человеку жизнь. Это было самым прекрасным, что Вера когда-либо делала. Это стоило всех затрат.
— Я люблю тебя, — прошептала холодному воздуху хранительница. — Помни.
Глава 18. Последний пазл
Без Иннокентия дни стали однообразными. Вера, как и раньше, забывалась работой, утроив усилия. Но от этого жизнь не становилась веселей. Хранительница твердила себе, что это пройдет. Душевная травма похожа на заболевание. Организму нужно дать время восстановиться. Первую неделю Вера жила в комнате у Виктора, а потом, наконец, нашла в себе силы на то, чтобы переселиться обратно. С помощью друга она собрала вещи психиатра в большие коробки и, запаковав их, заперла в кладовке на нижнем этаже. Это касалось в основном его бытовых принадлежностей и одежды. Оставались еще рисунки психиатра, его бумаги, фотографии. Вера не решилась с этим расправиться и заперла в ящике комода до тех пор, пока не сможет без боли смотреть на них.
Ей было одиноко в огромной квартире. Каждый скрип половицы напоминал о том, что Григорий мог бы быть здесь, в каждом движении занавесок Вера готова была увидеть его стройный силуэт. Но хранительница держалась. Она упорно училась, просиживая вечера за книгами, так что у нее не оставалось времени на глупые мысли. Григория больше не существовало в загробном мире, он был по ту сторону черты — среди живых.
В конце мая собрались психиатры. Они должны были встретиться в начале месяца, но решив продемонстрировать уважение к потере Веры, не стали торопиться. Хранительница была вынуждена принять их в своей квартире. Психиатры, словно воронье, охотились за наследством ее талантливого спутника. В этой ситуации Веру радовало одно: это, видимо, была последняя сходка общества гипнотизеров. Григорий Курцер был их недосягаемой путеводной звездой. Когда он вынужден был принять на себя руководство, у общества появилась вторая жизнь, но с его уходом все снова потеряло смысл. Теперь, похоже, навсегда.
Позволить психиатрам ходить по собственной квартире Веру вдохновило именно злорадство. "Он теперь в лучшем мире, а вы все по-прежнему блуждаете в трех соснах!" — хотелось выкрикнуть ей. Они обшарили почти всю квартиру и так и не нашли священных записей Учителя. Вера вышвырнула гостей, как только это стало ясно. Едва ли Григорий вел тайные записи. Больше никаких психиатров в ее жизни!
Вера пошла закрыть дверь и, вернувшись в гостиную, неожиданно обнаружила в кресле Ирину. Хранительница так увлеклась разгоном гостей, что не обратила внимания на обычно сосредоточенную и спокойную докторшу. Чего ей надо? Вышвырнуть Понятых Вере не давала благодарность. Ирина по-прежнему занималась Любой, которая понемногу, кажется, даже начинала приходить в себя после инцидента, она же обучала Иннокентия, так что новый психиатр никому не доставлял проблем. Эта хранительница заслуживала хотя бы вежливого тона.
— Вроде бы ваши на сегодня закончили, — произнесла Вера, удивленно глядя Ирине в глаза.
Ученица Григория кивнула.
— Но не я. Простите за демонстрацию непокорности. Дело в том, что дневники доктора Курцера в действительности существуют. Я видела, как он писал их. В воспоминаниях. Позвольте мне забрать эти вещи, пожалуйста. Я думаю, что уже достаточно продемонстрировала дружелюбие вашей больнице и свои способности, работая с Любовью.
Вера подняла брови. Этого она услышать не ожидала. Но ей нравился уверенный тон Ирины. Неприязнь, которую хранительница раньше испытывала к этой женщине из-за ревности, немного подернулась дымкой уважения. Они стоили друг друга. И сейчас, когда рядом не было Григория, Вера готова была признать, что Ирина хороша. Она и сама в подобной ситуации действовала бы так же. Пошла бы в лоб.
— Я не перестану работать с пациенткой, — продолжила Ирина, заметив интерес. — Но дневники Иннокентия помогут мне быть более эффективной. У нас было очень мало времени, и он успел научить меня только общим принципам. Сейчас у нас с Любой такой момент, когда очень пригодились бы детали.
— Что в этих дневниках? — спросила Вера.
— Ничего личного, насколько я понимаю, — пожала плечом Ирина. — Это тетрадь с медицинскими записями. Дозировки, показания, описания клинических случаев. Вроде учебника. Он составлял это для себя.
— И почему она спрятана?
— Она не должна была попасть не к тем людям, — вздохнула собеседница. — Вы как врач должны понимать, что в неумелых руках любое лекарственное средство способно нанести вред. Кроме воды и сахарной пудры разве что.
Ирина улыбнулась краешками губ.
— Значит, ваши руки подходящие, — съязвила Вера.
— Вы знаете, что он мне доверял, — не моргнув сказала психологиня. Она была готова к неприятному разговору. — Думаю, мнение Григория Курцера лучшая порука, разве не так?
— Именно поэтому он свои записи спрятал, — Вера сложила руки на груди.
Отказать Ирине ей было не принципиально. Труд Григория Курцера, гениального психиатра, в самом деле, должен был попасть только в достойные руки. Она хотела услышать подходящую причину.
— Он не думал, что в ближайшее время ему придется уйти, — ответила Ирина. — Мы полагали, что у нас есть время до декабря, так же, как, вероятно, и вы, Вера.
Хозяйка кивнула. Недостаточно весомый аргумент.
— Я лесба, — вдруг выдохнула Ирина, прямо глядя Вере в глаза.
Стекла очков сверкнули у нее почти так же, как и у Григория. Этот пробирающий до глубины души взгляд… Да она была достойна своего учителя! Еще давно она разглядела в глазах Веры ревность, не дававшую ей принять ученицу спутника. Раньше Ирине это не мешало, но вот сегодня…
— Поверьте, меня в Григории Курцере привлекали его уникальные знания, душевные качества, но никак не то, что было у него в штанах. Я равнодушна к противоположному полу.
Вера перевела дыхание. Это было искренне, смело и… пожалуй, тянуло на то, чтобы называться ученицей великого психиатра.