— Что случилось, коммодор? — спросил Романо, направляясь к нему. — И где адмирал?
— Сами посмотрите, — Валенти отступил в сторону и распахнул дверь. — Это по вашей части. Кроме меня и госпожи Сантини, сюда никто не входил.
Дверь, как оказалось, вела в домашний кабинет адмирала. Сам адмирал сидел за широким столом, грузно откинувшись на спинку кресла; в его груди зияла дыра добрых двух дюймов в диаметре. Белый адмиральский мундир по краям раны был сильно обуглен — явное свидетельство того, что стреляли из разбалансированного лучевого оружия. В подтверждение последней догадки на полу перед столом валялся боевой бластер устаревшей конструкции — такие были на вооружении войск Корпуса в конце прошлого века. Рядом с бластером лежал навзничь посланник Тьерри с аналогичной дырой в груди. С первого взгляда было ясно, что оба — и посланник, и адмирал — мертвы. Подобные раны, выражаясь медицинским языком, были несовместимы с жизнью.
«Они всё-таки достали его, — с быстротой молнии мелькнуло в голове у Конте. — Но как?.. Бог ты мой! Неужели это сделал Тьерри?..»
Романо немедленно взял ситуацию под свой контроль, вызвал из штаба следственную группу и сообщил о случившемся местным властям. Поскольку преступление было совершено на территории военного городка, оно находилось в компетенции Службы Безопасности Корпуса, однако по договору с дамогранским правительством в расследовании всех уголовных дел должны были принимать участие и наблюдатели от гражданской полиции.
Между тем Ева с коммодором Валенти увели плачущую госпожу Сантини вниз, а капитан Романо, внимательно осмотрев место происшествия, приступил к расспросам офицеров. Впрочем, ничего существенного они рассказать не могли: оба тела обнаружила жена (теперь уже вдова) адмирала, а все гости в тот момент были в гостиной и прибежали на её пронзительный крик. Из всех находящихся в доме лишь Конте и Романо ничего не слышали, так как в библиотеке была включена звукоизоляция. Насколько можно было понять со сбивчивых слов госпожи Сантини, она застала мужа и посланника уже мёртвыми и ни к кому из них прикоснуться не успела. Коммодор Валенти, мигом сориентировавшись в обстановке, тут же вывел её из кабинета и до появления Романо с Конте никого туда не впускал.
Что же касается бластера, с чьей помощью, предположительно, были совершены оба убийства, то его опознали сразу. Это была в некотором роде боевая реликвия адмирала Сантини, личное оружие, с которым он, тогда ещё двадцатилетний лейтенант, в составе десантной бригады участвовал в захвате ханьского планетарного разрушителя «Хо Син» — огромной межзвёздной станции, оснащённой гравидеструкторами такой суммарной мощности, которой вполне хватило бы, чтобы стереть с лица Галактики планету Кашимбу, осмелившуюся заявить о своём выходе из состава Поднебесной Империи. Мобильные силы СЭК предотвратили уничтожение планеты, медлительный и неповоротливый разрушитель был захвачен десантом, а молодой лейтенант Сантини именно из этого бластера застрелил командующего станцией, Верховного генерала Хунь-Вэя, что и положило конец организованному сопротивлению персонала станции.
Адмирал любил показывать бластер своим гостям — была у него такая слабость, и о ней знали все подчинённые. Как и всякий настоящий солдат, он содержал оружие в рабочем состоянии, правда, всегда ставил его на предохранитель, чтобы кто-нибудь из гостей по неосторожности не выстрелил. Однако при наличии злого умысла посетителю ничего не стоило в течение двух секунд привести бластер в боевую готовность и убить Сантини из его же собственной реликвии. Судя по всему, так оно и случилось...
— Похоже, картина преступления ясна, — сказал капитан Романо. — Посланник взял бластер, якобы с тем, чтобы осмотреть его получше, быстро снял с предохранителя и дважды выстрелил — сначала в адмирала, а потом в себя. Но остаётся без ответа главный вопрос: зачем? С какой стати высокопоставленный дипломат превратился в смертника-камикадзе?.. Если, конечно, он был дипломатом.
— Я думаю, что был, — произнёс Конте. — Или же настолько убедительно играл свою роль, что ему следовало остаться на Земле и работать в Голливуде. А вы уверены, что дело было именно так, а не иначе? Может, убийцей был кто-то другой, а господин Тьерри оказался лишь случайной жертвой — или посмертным козлом отпущения?
— Я не отбрасываю и такой версии. Сейчас прибудет следственная группа, тщательно обследует место преступления, и тогда у нас появится больше фактов, из которых мы уже будем делать обоснованные выводы. Но профессиональное чутьё говорит мне, что никого третьего в кабинете не было. Принцип бритвы Оккама — самое простое объяснение обычно и есть верное. Кстати, коммодор, вы разрешаете допросить экипаж «Отважного» и ознакомиться со всеми бортовыми записями? Может, мне удастся раскопать что-то, проливающее свет на поступок посланника.
Конте не сразу понял, почему Романо обращается к нему с такой просьбой. Лишь с некоторым опозданием до него дошло, что теперь он, как старший по должности офицер базы, становится её главнокомандующим — и будет таковым, пока на Генштаб не пришлёт ему замену. А на это понадобится никак не меньше четырёх месяцев.
— Вы ведёте расследование убийства, капитан, — ответил он. — Это даёт вам полномочия на любые действия, которые вы считаете нужными.
Через несколько минут прибыли помощники Романо с представителем местной полиции и сразу приступили к работе. К тому времени госпоже Сантини сделали инъекцию транквилизатора, Ева осталась сидеть с ней, а Конте бесцельно бродил по дому в ожидании первых результатов расследования и мучительно размышляя о том, стоит ли сообщить капитану всё, что он знал об этом деле. Верховное командование подозревало Романо в причастности к заговору Сантини, и не без веских на то оснований: такой опытный профессионал не мог не почувствовать, что в руководстве базы происходит что-то неладное, а между тем ни в одном из его донесений не проскальзывало даже намёка на это. Такого же мнения придерживался и предыдущий агент, засланный на базу. В своём отчёте он особо выделил группу офицеров, которые тесно общались с адмиралом не только на службе, но и во внеслужебное время; к их числу принадлежали и капитан Романо с коммодором Валенти.