— Славик, ты в порядке?
— Да. Почему спрашиваешь?
— Какой-то ты не такой, как всегда.
С чего она взяла? Я старался, чтобы голос звучал обычно и, вроде-бы, получалось.
— День трудный был, — начал оправдываться. — И ночью плохо спал.
— Бедненький мальчик, — посочувствовала Наталка, но уверенности, что она приняла услышанное за чистую монету, не было.
Я разволновался еще больше, в результате разговор получился скомканный, напряженный. Когда он закончился, я одновременно ощутил облегчение и досаду. Как-то нелепо получилось. Глупо, несвоевременно. Не могла позвонить на пять минут раньше?
Наталка сообщила, что приедет в субботу утром. Впрочем, это все, что она сообщила. Дальше пожелала спокойной ночи и хорошего отдыха. Вроде бы все нормально, но, или я стал мнительным, или пожелание прозвучало двусмысленно?
В некой мере я счел себя незаслуженно обиженным. Не пойман не вор, гласит молва. К тому же, существует такое понятие, как презумпция невиновности.
Отгоняя ненужные мысли, сполоснул лицо холодной водой, почистил зубы, ведь меня ожидает дама, и решительно отодвинул недавнее прошлое на положенное ему место.
— Неприятности?
Сговорились, что ли?
Тома удобно расположилась в кресле, закинув ногу на ногу, от чего полы халата разошлись, открывая соблазнительные коленки. Великолепные коленки, произведение искусств, а не коленки. Глаз не оторвать.
— Да так, по работе, — ответил, словно оправдывался.
— Издатели замучили?
Какие издатели, что за бред? Ах, да. Вспомнил, что по легенде я — писатель, но в дебри лжи углубляться не хотелось.
— Одним писательством не проживешь. Только у маститых получается. Остальным приходится еще и зарабатывать на хлеб насущный.
Слова выдавливались с трудом, голова не работала.
Тома, судя по всему, осталась довольной произведенным эффектом, на это и рассчитывала, но хорошего понемножку. Чуть приподняла попку от кресла, целомудренно укрыла коленки. Я разочарованно вздохнул, и сразу почувствовал облегчение.
— У тебя есть что выпить?
К-счастью, у меня было. Уходя из бара, я прихватил бутылочку. Просто так, на всякий случай, не рассчитывая на визит Томы. Конкретно о месте встречи мы с ней не договаривалась, и сама ее возможность по истечении времени казалась все иллюзорней. Вот с кофе — загвоздка. В сумке имелся дорожный набор: баночка растворимого «Якобса» и кипятильник. Но как-то неловко пользоваться кипятильником. Тем более что он у меня не первой свежести и давно утратил изначальный вид. Сугубо для личного пользования, гостям показывать не рекомендуется, дабы не травмировать их психику.
Тома уловила мое смущение, посмотрела на бутылку.
— Понятно, меня здесь не ожидали, — констатировала, как факт. — Жди меня, и я вернусь…
Не успел я рот открыть, как она выпорхнула из кресла, легким мотыльком, развивая халатом, словно крылышками, пересекла комнату и скрылась за дверью.
Что она подразумевала, цитируя Симонова, действительно обещала вернуться, или намекнула, что разочарована, и больше я ее не увижу?
К счастью, худшие опасения не оправдались. Не успел я, как следует, огорчиться, Тома снова возникла передо мной с бутылкой «Мартини» и коробкой конфет.
— Могу и коньяк, — сказала непринужденно, мол, не огорчайся, все нормально, это я такая нехорошая, — но сейчас не тянет на крепкое.
Она уже привычно умостилась в кресле и не стала поправлять халат, который раздвинулся гораздо шире, чем раньше, как будто извиняясь, таким образом, за стервозность хозяйки.
Я сразу прикипел взглядом к белому пятнышку выглядывающих трусиков, но усилием воли, сумел совладать с собой. Коль пошла такая пляска, мое от меня никуда не денется, а значит можно повременить, растянуть удовольствия, тогда плод покажется желаннее и вкуснее.
Открыл «Мартини» налил женщине, сам решил ударить по коньячку. Для меня крепость напитка — сродни спасательному кругу. Нужно было успокоиться и прийти в себя, чтобы не выглядеть болваном.
Сделал большой глоток, коньяк обжег горло и приятным теплом разлился по телу. Тома лишь слегка пригубила стакан, достала из кармана тоненькую пачку сигарет.
— О чем твой роман, Славик? — спросила, когда пауза затянулась.
— О любви, — сказал, чтобы хоть что-то сказать.
— О возвышенных чувствах?
— И низменных инстинктах.
— Интригует. Наверное, жутко интересно?
— В жизни все намного интересней.
Разговор ни о чем. Словесная пикировка, предшествующая флирту.
Мы снова выпили. Теперь не только я, но и Тома основательно приложилась к стакану. Ее лицо налилось румянцем, в глазах появился блеск.
— Жаль, что нет музыки. Ты любишь танцевать?
Я подошел к двери закрыл защелку, включил торшер и вырубил свет. Нашел на мобильнике легкую мелодию.
— Здорово!
Она приблизилась ко мне, положила руки на плечи, меня словно электрическим разрядом пронзило, тело задрожало в предвкушении приятного. Танцор из меня никудышный, но это не имело значения. Мы почти не двигались, стояли посреди комнаты, тесно прижавшись друг другу, и медленно пошатывались в такт музыке. Мягкая грудь Томы казалась неимоверно горячей, мои руки гладили ложбинку на ее спине, опускаясь все ниже…
Мелодия закончилась. Тела нехотя разомкнулись, я бросился к мобильнику, чтобы включить еще что-то, но Тома меня остановила.
— Не торопись, давай еще выпьем.
Я плюхнулся в кресло, Тома уселась мне на колени. Рука сама собой нырнула под халатик, женщина мурлыкнула от удовольствия, но вдруг решительно извлекла мою руку обратно.
— Наливай!
Разочарованный, я все же подчинился ее повелительному тону.
— Славик, ведь ты не просто так сюда приехал. Не только, чтобы роман писать?
Я содрогнулся. Штирлиц никогда не был так близок к провалу. Неужели я настолько предсказуем, что у меня все на лице написано? И неужели, Тома лишь играла роль соблазнительницы, чтобы выведать подноготную?
Последнее предположение резануло по самолюбию. Я поставил стакан на столик.
— Признайся, что и ты здесь не просто так? — ответил вопросом на вопрос.
— Славик, ты такой проницательный. Я чувствовала, что встречу тебя. Знала, что когда-нибудь ты здесь объявишься, найдешь меня и не позволишь мне помереть от тоски.
— Давно чувствовала?
Нападение — лучший способ защиты. Проверено веками и запечатлено в анналах истории.
— Давно. Здесь совершенно нет мужчин… Скукотища.
— А как же Кеша? — ласково спросил я, придавая голосу как можно больше услады, которая лишь подчеркивала очевидную иронию.
Тома фыркнула и не сочла нужным отвечать.
— Ты ведь приехал сюда ради меня? Признайся, Зайчик, ну скажи мне…
Что это: игра возбужденной самки или предлог разговорить меня?
— Конечно, Солнышко, — подыграл ей. — Только ради тебя. Я приехал сюда, чтобы написать наш с тобой роман.
Как бы там не было, упускать шанс я не собирался. Уже обе мои руки сжимали ее податливые груди, а губы впились в ее губки. Иногда лучше жевать, чем говорить, утверждает реклама, но, как по мне, целоваться — приятней. И по поводу «не говорить», надежней.
Все-таки — паранойя, пришел к выводу, уже в постели, изможденный, но удовлетворенный, лениво поглаживая приятные округлости изумительной женщины. К черту шпиономанию, нужно быть проще и наслаждаться жизнью, а не искать подвох, там, где его быть не может.
В отличие от вчерашней, ночь была ясной и лунной. Знакомая светлая дорожка пробегала от окна к шкафу, разделяя комнату на две половины. Я пребывал в полудреме, в той стадии, когда трудно разобраться, спишь или не спишь, реальность вокруг или навеянные сном фантазия? Но, все-таки больше склонялся к тому, что проснулся.
Почему проснулся?
Была причина или просто один сон ушел, а следующий задержался в пути? Или посторонний звук насторожил, или еще что-то? Запах, например.