— Элементарно, Ватсон, — пытался скопировать Ливанова из фильма о Шерлоке Холмсе. — Разгадка лежала на поверхности, и ты мог сам догадаться.
Я не понимал, к чему он клонит.
— Вспомни, что я тебе недавно рассказывал.
Я пытался. Шеф говорил много и разное, и, что он подразумевает пот термином «недавно»?
И тут меня осенило.
— Понял я все, — сказал небрежно. — Письмо немецкого офицера и тому подобное… Мне другое неясно, как вы догадались, что сверток лежал отдельно от ларца. Я предполагал, что немец спрятал его с другими семейными реликвиям. Он же писал, что кое-что добавил.
Такой прозорливости шеф от меня не ожидал, его энтузиазм поубавился.
— Интуиция и немножко серого вещества, — пытался удержаться на достигнутой высоте. — Поставь себя на место офицера. У него подарок для любимой женщины, очень ценный. Благодаря этому подарку она, по его же словам, сможет безбедно существовать до скончания века. Неужели, ты думаешь, он разместил бы его вместе с другими реликвиями и тем самым унизил себя до уровня ее предков, растворил свое дорогое с чужим бесполезным?
Я призадумался. С большой натяжкой версию шефа можно было принять. И, наверное, нужно, учитывая результат.
— Не забывай, что он считал себя представителем высшей расы. К тому же — гордым представителем. Он не забрал из ларца ценное, что там было…
— Об этом мы судим из его слов. К тому же, — нашел аргумент, чтобы возразить, — его гордость не мешала без зазрения совести грабить все и вся, где было возможно.
— Славик, ты меня удивляешь. Как можно путать столь разные понятия? Украсть у любимой женщины и экспроприировать у врага — не одно и то же.
Я вынужден был согласиться. Спор изначально — бесполезный. Не терпелось узнать, что находится в свертке?
Игорь Владимирович первый поднялся по металлической лестнице, я поспешил за ним. В склепе было светлее и, несмотря на его предназначение, комфортнее. Шеф присел на каменное надгробие, достал из кармана носовой платок. Пыль плотно въелась в кожаный чехол, и полностью убрать ее не удалось. Да и незачем. Оболочка вряд ли представляла ценность.
Металлическая застежка проржавела и отломалась, едва Игорь Владимирович потянул за высохший до хруста ремешок. Края чехла слиплись, казались монолитными, и поддаваться не желали. Тогда шеф достал ножик, протолкнул острие в едва угадывающуюся щель, подковырнул, просунул немножко дальше и медленно двинул лезвие по ободку.
Покончив с нелегкой и, отчасти, ювелирной работой, осторожно потянул за край. Кожа затрещала, кое-где отслоилась, но футляр открылся. Внутри он имел матерчатую подкладку, которая, как ни странно, почти не пострадала.
Из бокового кармашка шеф извлек несколько пожелтевших снимков. На одном была изображена улица с дорожным указателем. На другом сельская хата, как по мне, ничем не примечательная. На третьей фотографии, наверняка был запечатлён хозяин футляра, немолодой мужчины в кителе и офицерской фуражке.
Шеф просмотрел фотографии, отложил их в сторону и взялся за другой кармашек. Там оказался сложенный в несколько раз лист плотной бумаги. Медленно, стараясь не повредить, Игорь Владимирович развернул его. Я увидел крупномасштабную карту с отпечатанными готическим шрифтом названиями населенных пунктов и множеством сделанных от руки пометок. Когда-то синие чернила выцвели и стали коричневыми, словно следы засохшей крови.
Карта заинтересовала Игоря Владимировича больше, чем снимки. Он изучал ее долго и пристально. Я же, чтобы не терять времени, достал мобилку и, дабы подстраховаться от возможных неожиданностей, сфотографировал, как снимки, так и карту.
Наконец, Игорь Владимирович отвлекся.
— Потом изучим, сейчас нужно спешить, пока Владислав Викторович не встревожился.
Он сложил бумаги обратно и спрятал чехол во внутренний карман.
— Думаю, твоему однокласснику не обязательно обо всем знать. Для него в этих бумагах нет ничего интересного.
— Славик, — когда вышли на улицу, обратился ко мне. — У тебя, кажется, телефон с собой? Мне нужно позвонить, а на моем, батарея села.
Я протянул ему мобилку, шеф осмотрел ее, и отошел в сторону.
Уже светало. На востоке розовел закат, предвещая скорый восход солнца.
Отсутствовал шеф недолго.
— Держи, — протянул мне аппарат и направился к дому.
Я приотстал, якобы подкурить сигарету. Мне было интересно, кому звонил Игорь Владимирович. Однако исходящих звонков телефон не зафиксировал.
Зачем же ему понадобилась мобилка?
Догадка пришла сразу. Открыл фотоальбом и увидел, что сделанные несколько минут назад снимки исчезли.
«Конспиратор», — улыбнулся я, радуясь, что наитие подсказало сбросить фотки на электронную почту.
В доме тихо и пусто, он словно вымер. Тусклые светильники казались блеклыми из-за проникающей в окна серости рождающегося дня. Серость преобладала во всем, сама атмосфера была серой, неуютной и тревожной.
Мы миновали холл, дошли до бара и никого не встретили. Ни Влада, ни других обитателей дома.
Снова вышли на улицу, проверили вход в подвал. Дверь распахнута, но посторонних звуков не слышно.
— Хоть порази меня гром, не верю я, что все в этом доме спят.
— Я не верю, что в этом доме хоть кто-то спит, — проявил солидарность с шефом.
— Куда же подевался Владислав?
Вопрос, на засыпку. Не вопрос, а — абстракция.
Что делать дальше, в голову не приходило. Не рыскать же по всем комнатам, проверяя, на месте хозяева или нет?
Хотя…
— Может, Влад у себя?
— Надо проверить, — не столько согласился Игорь Владимирович, сколько дал понять, что и его хваленая интуиция дала сбой.
— Я вас догоню.
— Что ты задумал?
— Потом, — отмахнулся я и почти побежал по коридору.
Привидение ассоциировалось у меня только с одной особой. Громко и настойчиво я постучал в дверь Марины. В ответ — ни звука. Постучал еще — результат тот же. Нажал на ручку, толкнул дверь, и она отворилась.
В прихожей горела люстра, но никого не было. Дверь в спальню — открыта. Я заглянул. Кровать не разобрана, инвалидного кресла нет.
На всякий случай заглянул в ванную, и там — пусто.
Ринулся на второй этаж. Комната Томы закрыта. Мой стук мог бы переполошить вселенную, но реакции — ноль.
Оставалась Наталка, однако я так и не удосужился узнать, где ее поселили.
Я уже почти дошел до апартаментов Влада, когда раздался выстрел.
Я замер.
Звук был резкий, неожиданный. Даже не сразу понял, что это выстрел. Будто сухая деревяшка переломилась.
Померещилось?
Но сгустившаяся вслед за тем тишина нахлынула с такой силой, что не оставалось сомнений, миг назад ее действительно что-то нарушило.
Стреляли внизу.
Я двинулся к лестнице, стараясь казаться ниже травы, тише воды. Спустился на первый этаж, прислушался. Тишина.
Когда приблизился к холлу, внимание привлекла дверь в столовую.
Что-то с ней было не так. Всего лишь раз я видел ее открытой, во время показухи в честь моего прибытия. Сейчас между дверью и косяком образовалась щель.
Вновь раздавшийся звук развеял сомнения относительно того, что в столовой что-то происходит. Я услышал шум передвигаемой мебели, затем кто-то вскрикнул.
Мне бы остаться там, где стоял, и притвориться ветошью, но разум со здравым смыслом объявили забастовку.
В столовой пусто и темно, но дальше, в торце из-за открытой двери ярко выплескивался свет. Неправильным прямоугольником пятно от него ложилось на пол и, сломавшись об угол стола, забиралось на увешанную картинами стену.
Я обошел стол, приблизился к двери. В той комнате я никогда не был и не знал, для чего она предназначена. Оказалось — нечто вроде отдельного кабинета с мягким уголком и низеньким столиком возле него.
На диванчике плотно и как-то очень тихо разместились Игорь Владимирович, Тома, на ее голове по-прежнему была повязка, Наталка и Сергей Петрович. Рядом на инвалидном кресле — Марина. Лица у всех неестественно напряжены. А на столике лежал знакомый мне ящичек. Похоже, его еще не открывали, значит, я успел вовремя.