Я не совсем посторонний и не в последнюю очередь благодаря мне удалось отыскать документы, которые теперь от меня же скрывают.
Впрочем… Ну их всех подальше…
Я почти дошел до беседки, когда из кустов вынырнула знакомая фигура в сером форменном костюме. Его только не хватало для полного счастья. Настроение было настолько паршивым, что если бы участковый меня зацепил, я бы не сдержался. Лейтенант или почувствовал, или ему нечего было сказать. Пронзил нехорошим взглядом, и посторонился, уступая дорогу.
— Вячеслав…
Голос показался незнакомым. Даже не голос — старческий хрип.
Наталья Владимировна сидела в беседке, она не прикасалась к спинке, от чего казалась неестественно прямой, окаменевшей. Ее глаза уставились на меня, но не факт, что видели.
Губы зашевелились, но лишь через некоторое время я услышал невнятные звуки.
— Что делается, — едва разобрал, а может, не разобрал, и суть сказанного была иной.
Я молчал, а она еще некоторое время шевелила губами, пялясь на меня и мимо меня одновременно.
Жутковато.
Я попятился и скрылся за кустом. Когда обернулся, Наталья Владимировна все так же смотрела в пустоту. Не уверен, что она заметила мое бегство, а, возможно, не помнила и о моем появлении.
Шеф поступил, как последняя свинья, да и чего еще можно было от него ожидать?
Вечером, когда кутерьма улеглась, непрошеные гости укатили, и в усадьбу вернулась привычная тишина, я вдруг понял, что мне здесь делать нечего. Если раньше я пребывал на правах гостя, то теперь, после бегства Влада, и этого хлипкого статуса лишился. Я был посторонним человеком в чужом доме.
Я собрал вещи, их было немного, и отправился на поиски Игоря Владимировича. Увы, ни его, ни его автомобиля не нашел. Зато телефон отозвался сразу, едва набрал номер.
— Славик, чего тебе?
— Хотел в попутчики напроситься, — ответил резко, даже не пытаясь скрыть негодование.
— Я не подумал об этом. Прости, но вернуться не могу, дела.
И отключился.
Дела у него, понимаете ли…
А как мне добираться до города? Вспомнил дорогу сюда, и нахлынуло отчаяние. Вариант один: выходить на трассу и уповать на попутку. Если не повезет, что казалось более вероятным, топать до станции на своих двух.
Веселенькая перспектива…
В баре было пусто. Правильнее сказать: Томы в баре не было. Кроме нее вряд ли кто еще мог здесь объявиться.
Захватил бутылку, прошелся мрачным коридором, миновал пустой холл, поднялся на второй этаж. Постучал.
Тишина.
Неужели и Тома уехала? Не попрощавшись?
Обидно…
Мне стало совсем грустно.
Ощущение, что я остался один во всем доме. Тревожно. Закрылся в своей комнате, открыл коньяк, отхлебнул с горлышка, закурил. Беспричинный страх отступил, но тоска сдавила еще сильнее.
Чувство, что нахожусь в мертвом доме не проходило. Не в вымершем, а именно — в мертвом. Слабенькую искорку, которая подпитывала в нем подобие жизни, безжалостно задул ураган последних событий. Или она истлела сама, не находя живительного кислорода.
Выглянул в окно. В темноте угадывались тени деревьев и крохотные огоньки садовых фонариков. Их свет тоже казался неживым, потусторонним.
Сейчас я бы не решился выйти на улицу. Был уверен, что окружающий мертвый дом такой же неживой мир сразу меня проглотит. И удивлялся, что раньше подобные мысли не беспокоили.
А спуститься в подвал?
Я отступил от окна и задернул штору, отгородив себя от окружающего мрака.
Нужно уснуть, иначе страшная ночь никогда не закончится. Утром все будет иначе, и мысли тоже будут другим.
Глотнул еще коньяк. Выключил верхний свет, но оставил включенным торшер. Залез под одеяло, закрыл глаза, прокрутил в памяти происшедшее…
И таки вырубился. Почти сразу, как будто с головой окунулся в пустоту.
Но ненадолго.
Некий звук потревожил и вернул в привычную и не очень приятную реальность. Пока я соображал, что могло разбудить, взгляд привычно остановился на дверце шкафа. Она была там, где и положено было быть. Вот только шкаф двигался. Я улыбнулся. Не столько от нахлынувшего «дежа вю», сколько от предвкушения, что больше мне не грозит одиночество.
Мучительно долго шкаф уползал в сторону, пока, наконец, в проеме возникла знакомая фигура.
— Маринушка, мы ведь договорились, что уже можно без фокусов.
Но она меня не слышала.
Поднялся навстречу и увидел ее глаза. В них — пустота и безумие. Она вряд ли осознавала, где находится. Я остановился, она тоже замерла. Потом ее рука вздернулась, и я увидел зажатый в ней газовый баллончик.
— Марина, очнись! — крикнул я и тут же умолк, задержав дыхание. Струя газа плеснула в лицо, опалила глаза.
— Дура!
Я глотнул сладковатый газ, голова наполнилась туманом, мозги начали растворяться в нем. У меня хватило сил вырвать из рук женщины баллончик, после чего, я швырнул женщину на кровать и поспешил в ванную. Холодная вода помогла, благо, не так много вдохнул гадости.
— Ты, как, жива?
Я потряс Марину за плечо. В ее глазах промелькнуло нечто осмысленное.
— Где я? Что со мной?
Она действительно ничего не помнила. Лунатичка. Или просто сумасшедшая. Если в первом уверенности не было, то насчет второго я не сомневался.
— Угадай с трех раз, — ответил нарочито грубо, дабы она скорее пришла в себя.
— Славик? Как я здесь оказалась?
— Как обычно.
— Почему ты грубишь?
Она всхлипнула.
Я налил в стакан коньяк. Марина выхватила его, проглотила и даже не скривилась. Дыхание ее выровнялось.
— Я сама сюда пришла? — спросила.
— Сама.
— Странно, я ничего не помню.
— А раньше помнила?
— Раньше помнила.
Она поднялась с постели, примостилась в кресле и уже сама наполнила стакан. Почти до половины.
— Маринушка, с тобой все в порядке?
— В порядке? — голос истерический, на грани визга. — Он украл у меня все!!! Он и эта пришмандовка!
Марина зарыдала. Успокаивать ее не было смысла.
Я выскользнул в коридор и направился к бару. Пустой дом меня больше не пугал, а оставаться в одной комнате с сумасшедшей оказалось выше сил.
— Томочка, Солнышко, я думал, что ты меня бросила!
Радость моя была искренняя.
— С чего бы вдруг, — Тома пыталась казаться обыденной, но я видел, что и она мне рада.
— Я приходил к тебе.
— Наверное, я спала.
Трудно поверить, но и отрицать глупо. Если женщина не желает о чем-то рассказывать, ее не переубедить.
— Ты давно здесь?
— Не знаю. Здесь место такое, что время теряется. Иногда оно скачет и за ним невозможно угнаться, но чаще замирает и, кажется, что минута тянется вечность.
Она была права, я тоже такое заметил.
— Ужасное место.
— Сейчас — да, — согласилась Тома.
— Оно таким было всегда, просто мы не замечали.
Тома пила «Мартини». Мне спиртное поперек горла стояло, и я включил кофейный аппарат. Все равно уснуть не получится. Да и нужно ли?
— Томочка, ты не подвезешь меня на станцию?
— Уезжаешь?
— Мне здесь нечего делать.
— Увы, мне тоже.
Она надолго умолкла.
— И куда ты теперь?
— Домой, наверное…
— Как же Марина?
— А что, Марина? Она меня обманула…
Странная особенность. Каждый в этом доме считал, что его обманули. И я не исключение. Меня обманывали больше всех и, наверное, каждый. Начиная от бывшего одноклассника и заканчивая шефом. Наверное, карма такая…
— Так как, Солнышко, выручишь безлошадного бродягу?
— Легко, — улыбнулась Тома. — Если хочешь, можем прямо сейчас и поехать. Меня эти стены угнетают.
Я покосился на недопитый стакан в ее руке, посмотрел на девушку. Она не выглядела пьяной, и я не возражал.
Не могу сказать, с какими мыслями я покидал поместье одноклассника. Без сожаления — точно. Было ли разочарование? Наверняка. Но, не достигшее критической точки.