Спустя годы Тодор жалел лишь об одном – он так и не научился покидать кладбище после звона колоколов. Каждый раз он дожидался, когда все опустеет, никого не останется и лишь потом уходил, стараясь потеряться в шумных улицах правобережья. Эта часть города слишком давила на него. За пеленой северного тумана он чувствовал себя скованным, привязанным к прошлому. Каждая улица напоминала ему о потерях, о чернилах, которые пропитали всю его тетрадь. Но теперь это не важно – у него есть вечность, за которую он заплатил сполна.
Небольшая комната наполнилась магией. Ее тонкие черные нити обвивали хрупкую и беззащитную Эмму. Светлые волосы спутались от беспокойного сна. Ведьма задыхалась, жадно глотая воздух. Казалось, еще один хрип – и все погрузится в тишину, но за окном начиналась гроза. Первые раскаты грома эхом отражались в полупустой комнате. Через открытую форточку влетал свежий воздух. Его аромат наполнял помещение сыростью и холодом. Комнату озарила яркая вспышка молнии, и Чейз проснулась.
Задыхаясь, едва держась на ногах, она подошла к окну. Шатающиеся затворы с трудом поддались, но, скрипнув, отворились. Девушку окутала стихия: волосы трепал ветер, кожу орошал ледяной дождь, который сильными порывами врывался в распахнутое окно, раскат грома дрожью откликался в груди. Эмма кричала. Пока хватало воздуха, пока она еще могла дышать. Сипло, прерывисто. Она была на грани. Ночной кошмар обнажил ее душу, чувства, которые так долго оставались в глубине сознания, чтобы она не сошла с ума. Но то, что так долго просится наружу, рано или поздно вырвется.
Она до боли в пальцах сжимала оконные ручки, надеясь, что это поможет заглушить эмоции, – тщетно. Слезы пеленой застилали глаза, в горле застыл ком, но Чейз забралась на подоконник и, на секунду застыв, прыгнула вниз.
– Ты думаешь, смерть поможет тебе избавиться от страданий? – мужской голос звучал тихо, мягко, но его владельца рассмотреть в темноте не удавалось.
– Слишком много темной магии… Глупышка, немедленно проснись. Ты должна спасти душу.
– Душу…
Это слово раз за разом повторялось. Оно, словно ведро ледяной воды, отрезвляло, возвращая в реальность. Эмма испуганно села в кровати. Ее руки по-прежнему дрожали. Витиеватый знак неприятно обжигал кожу. Его алое свечение резало заплаканные глаза. Тело знобило. Окно с треском открылось, впуская в комнату первые капли начинающейся грозы.
– Черт возьми! – ведьма бессильно закрыла лицо ладонями и расплакалась.
Руку жгло, словно раскаленный металл касался кожи. Чейз прикусила губу, надеясь, что это поможет сдержать крик боли, но он вырвался из ее пересохших уст, хриплый, протяжный. Эта ночь не прошла для нее без следа – на бледной коже вырисовывался новый символ. Первые капли крови, растекшись, мешали рассмотреть его, и Эмма дрожащими пальцами размазала ее по запястью. Буква Н, написанная таким же легким и тонким почерком, как и предыдущий символ, стала отметкой Нордвуда. Хорошей? Плохой? Чейз не знала, сейчас ее беспокоили переполняющие сознание эмоции и боль, растекающаяся по руке.
– Не пытайся убежать. Я найду тебя, где бы ты ни была.
Голос, преследовавший Эмму в кошмаре, прозвучал настолько близко, что та в испуге оглянулась, – никого. За окном началась гроза, разряжая напряжение в воздухе. Яркая молния на несколько секунд осветила комнату и тут же погасла, оставляя Чейз наедине с ее страхами. Но и они понемногу уходили, уступая место всепоглощающей пустоте и апатии.
Черная нить мягко обвила запястье, поглощая небольшие капли крови вместе с эмоциями. Темной магии всегда нужны чувства.
Под утро Эмма спустилась на кухню. Голова раскалывалась, откликаясь болью при каждом движении. О ночных кошмарах ей напоминали лишь новый шрам на втором запястье и навязчивый аромат лаванды. Он витал в доме, наполнял его угнетающим спокойствием. На кухонном столе лежали скомканная записка и старая книга.
«Я уехала на неделю в Миртвест на лечение. Извини, что не предупредила раньше, думала, что здоровье не подведет…