В последние годы отмечено как образование новых версий, так и попытки реанимации старых. Так, Джеймс Дайюджинио в книге «Д. Ф. К Куба и дело Гаррисона» пытается, вслед за фильмом Оливера Стоуна, дать апологетическую трактовку действий «жестоко оклеветанного» ньюорлеанского окружного прокурора, по-новому представить процесс Клея Шоу, доказывая его причастность к заговору военно-промышленного комплекса против Президента.
Образование версий убийства Президента Кеннеди происходило в стране со зрелыми демократическими институтами, с укоренившимися и укреплявшимися во второй половине XX века традициями гласности и рассекречивания при первой представившейся возможности секретных правительственных документов, при мощных и, как правило, не зависимых от властей средствах массовой информации. Ссылки на остающиеся секретными документы — это оружие было вырвано из рук авторов различных версий. Образование версий шло по принципу выявления тех, кому, как казалось, могло быть выгодно убийство. Но в результате возникали версии, доказывавшие, что так могло быть, а не то, что так было. Многие версии выдвигали на роль руководителей и участников людей, уже умерших, либо имена которых были скрыты под псевдонимами и которым, не боясь опровержений, можно было приписать все, что заблагорассудится. Вероятно, возможность создания доказуемой версии была утрачена после убийства Освальда и потом окончательно исчезла после смерти ряда ключевых свидетелей.
Это, впрочем, не ослабляет продолжающуюся полемику. Достаточно было Д. Познеру в 1992 г. опубликовать, как он надеялся, подытоживающую монографию «Дело закрыто. Ли Харви Освальд и убийство Д. Ф. К.», вызвавшую положительные отклики в наиболее влиятельных органах печати, чтобы в 1994 году появилась новая книга автора многих работ об убийстве Кеннеди Г. Вейсберга «Дело открыто». Доводы Вейсберга в пользу версии о заговоре часто кажутся очень натянутыми, но он, безусловно, прав в одном — дело остается открытым и, стоит добавить, вряд ли уже когда-нибудь будет закрыто.
XX век: спрос и предложение
Подлоги на конвейере
XX век — время массового производства — поставил на поток и изготовление фальшивок. Была бы безнадежной попытка даже только упомянуть большинство из них на последующих страницах. Да в этом нет необходимости в книге, посвященной не самим подлогам, а значению мистификаций как одной из разновидностей воображаемого прошлого, их роли в формировании мира исторической виртуальности.
На протяжении XIX столетия было разоблачено немало фальшивок — античных, средневековых и нового времени (хотя в это же время было введено в обращение немало и новых подделок). Историография, опираясь на собственные достижения и окрыленная успехами точных наук, была уверена, что настало время очистить представление о прошлом от накопившейся массы сказок и фантазий. Это убеждение не было поколеблено даже распространением скепсиса в отношении познавательных возможностей человеческого разума, его способности достигнуть объективной исторической истины, воссоздать реальную картину развития мировой цивилизации. Просто эти две неразрывно связанные задачи рассматривались, да и поныне рассматриваются как не зависимые друг от друга. Задача «очищения» истории от вымыслов, от того, что называется в нашей работе виртуальностью, несмотря на частичные успехи, оказалась недостижимой из-за познавательных препятствий и идеологических причин.
В то же время обоснованное недоверие ко многим сообщениям античных и средневековых авторов, особенно касающимся ранней истории различных стран, скептицизм, подкрепляемый все новыми, особенно археологическими открытиями, стали нередко перерастать в тотальное отрицание сведений, сообщаемых многими первоисточниками, отрицание, также не опиравшееся на безусловно достоверные факты и достаточно веские доводы. Сведения древних и средневековых источников в отношении многих ранних периодов истории сплошь приравнивались к мистификациям. В истории Древней Греции объявлялся сказочным весь гомеровский период, в истории Древнего Рима — царский период и первые столетия республики, историю происхождения христианства пытались изложить в рамках концепции мифологической школы (это по идеологическим соображениям обеспечило ей в Советском Союзе монополию на истолкование данной темы). Скептицизм, призванный быть эффективным оружием в борьбе с исторической виртуальностью, при выходе за определенные пределы сам становился средством утверждения воображаемой истории. Это так называемое «гиперкритическое» направление не только не помешало, а, напротив, даже способствовало появлению все новых фальшивок, внедрявшихся во все пространство всемирной истории.