Выбрать главу

Саймон, впрочем, продолжал расспросы и выяснил общую черту, мало-помалу выявившуюся из предъявленных в Карее к узникам обвинений и характера собратьев по несчастью. Все это были люди энергичные, с некоторой военной подготовкой. Так, первый его собеседник, мелкий землевладелец из Карса, командовал подразделением местной милиции, а что касается сокольников, то это были братья монашеского воинского ордена, их основным занятием была война. Разница возрастов укладывалась лет в пятнадцать — от неполных двадцати до тех, кому перевалило за тридцать. Несмотря на грубое обхождение в темницах герцога, увечных здесь не было. Двое принадлежали к мелкому дворянству и учились. Они-то и были самыми младшими — обоих братьев люди Ивьена взяли за помощь юноше из древнего народа, целиком объявленного вне закона.

Из тех, кто был здесь, к Древней Расе не принадлежал никто, и все они дружно свидетельствовали, что во всех частях герцогства даже детей и женщин Древней Расы предавали смерти на месте.

И наконец один из молодых дворян, тронутый вниманием Саймона ко все еще недвижному брату, дал иномирянину задачку для размышлений.

— Стражник, избивший Гарнита, — да будут его вечно грызть за это Крысы Нора, — не велел нам приводить Ренстона. Мы были с ним побратимы с того дня, как надели мечи, а потому отнесли ему пищу и оружие, чтобы он попытался спастись бегством к границе. Но нас выследили и взяли, хотя троих мы положили бездыханными на месте с дырами в вонючих шкурах. И когда один из герцогских подонков хотел связать и Ренстона, ему сказали, что это бесполезно, за Древнюю Расу не платят — скупщики не берут их.

— Тогда эта скотина завизжала, что Ренстон молод и силен и его следует попытаться продать, а начальник сказал ему, что старый народ ломается, но не гнется, а потом зарубил Ренстона его же собственным мечом.

— Ломается, но не гнется, — задумчиво повторил Саймон.

— Когда-то это был единый народ с ведьмами Эсткарпа, — добавил дворянин, — быть может, дьяволам из Горма они не по вкусу.

— Вот еще что, — полушепотом выговорил мужчина, что лежал возле Саймона, — почему Ивьен так набросился на Древнюю Расу? Они оставили нас в покое, и мы к ним не лезли. А те из нас, кто знал их всегда, говорили, что ничего дурного в них нет, несмотря на странные обычаи и познания. Может, Ивьен делал это по приказу? А если так, то кто приказывает ему и почему? Не могло ли быть так, братья, что само их присутствие среди нас надежным щитом ограждало нас от козней Горма и всего зла, что кроется там. А теперь, когда их изгнали, придет Горм?

Глубокая мысль, и не противоречит догадкам Саймона. Он продолжал бы расспросы и далее, но за стонами и жалобами полуживых расслышал непонятное шипение. Густая вонь в камере могла возмутить любой желудок, и за ней он сразу не распознал неожиданную опасность — в небольшую металлическую коробку камеры потек газ.

Люди задыхались, кашляли, жадно втягивали воздух и вдруг обмякнув прекращали борьбу. Отчаянные усилия Саймона поддерживала только одна мысль: зачем неизвестным врагам запихивать четырнадцать человек в этот трюм лишь за тем, чтобы отравить насмерть. И потому один во всей компании несчастных Саймон не сопротивлялся газу — дышал потихоньку, смутно припоминая кресло дантистов в своем родном мире.

— …бур… бур… бур… — слова — и не слова, просто какие-то путаные звуки, издаваемые высоким голосом… но почему-то звучавшие повелительно. Саймон и не думал шевелиться. Сознание вернулось к нему, но врожденный инстинкт самосохранения удерживал на месте.

— …бур… бур… бур…

Голова тупо болела. Он знал, что теперь находится уже не на корабле. Ложе его больше не подрагивало, а двигалось. Одежды на нем не было вовсе, он уже начинал замерзать.

Говоривший удалялся, бормотание тоже. Но тон столь явно был приказом, что Саймон не шевельнулся, чтобы не выдать себя какому-нибудь молчаливому подчиненному.

Он специально дважды досчитал до ста, но не услышал ни звука.

Потом осмелился приоткрыть глаза и тут же зажмурился — в них ударил ослепительный свет. Понемногу зрение стало возвращаться к нему, пусть обзор и был ограниченным. Представшее глазам потрясло его не меньше, чем сам странный корабль.

Знакомство его с земными лабораториями было поверхностным, но такой набор трубок, бутылей, реторт на полках мог существовать лишь в заведениях подобного рода.