Фьельбака, 1870 год
Когда Карл попросил ее руки, Эмели была на седьмом небе от счастья. Она и представить себе не могла, что это произойдет. Брак с Карлом был для нее недостижимой мечтой. Много раз за те пять лет, что она прислуживала в доме его родителей, Эмели засыпала с его именем на губах. Но хозяйский сын был не чета прислуге, она хорошо это знала. И если у нее и была какая-то надежда, то острый язык Эдит разрушил и ее. «Хозяйский сын никогда не женится на служанке, заруби это себе на носу». Поэтому когда Карл заговорил о браке, Эмели решила, что он просто над ней издевается. Но тот продолжал говорить. Он заявлял, что хочет на ней жениться, что готов сделать это хоть завтра. Он заверял ее, что уже обсудил все с родителями и уже договорился со священником. Так что единственное, что требовалось, — ее согласие. Какое-то время она колебалась, но под конец выдохнула «да».
Получив ее ответ, Карл поблагодарил и раскланялся. Эмели осталась одна в комнате. Она долго сидела и думала над произошедшим, чувствуя, как в груди становится тепло. Она поблагодарила Господа за то, что он услышал ее молитвы и сотворил чудо. Потом направилась на поиски Эдит. Но та отреагировала совсем не так, как она на то рассчитывала. Эмели ждала удивления или зависти. Но вместо этого Эдит только нахмурила темные брови, покачала головой и посоветовала ей быть поосторожнее. Эдит слышала странные разговоры в доме при закрытых дверях, ведущиеся с того момента, как Карл вернулся со службы на флоте. Это случилось неожиданно — никто в доме не знал, что младший сын хозяина возвращается. И Эдит находила это странным. Эмели пропустила ее слова мимо ушей, сочла их проявлением зависти к подруге. Демонстративно повернувшись к ней спиной, она больше не разговаривала с Эдит. Не будет она слушать всякие глупости. Она выйдет за Карла, и точка.
С тех нор прошла неделя. И вот уже сутки как они приехали в свой новый дом. Эмели поймала себя на том, что ходит пританцовывая. Это было так прекрасно — иметь свой собственный дом, где только она хозяйка. Дом, конечно, был маленьким, обстановка — простой, но в этом была своя прелесть. С самого приезда Эмели была занята уборкой, и теперь домик сиял чистотой. Везде пахло мылом. Они с Карлом пока мало оставались наедине, но на это у них еще будет время. У Карла было много дел. Приехал помощник смотрителя маяка Юлиан, и теперь они работали посменно. Эмели была не уверена в своих чувствах по отношению к человеку, с которым они должны были делить остров. Юлиан ей и двух слов не сказал со времени прибытия на Грошер. Большую часть времени он смотрел на нее взглядом, от которого ей становилось неловко. Но, может, он просто не очень общительный от природы. Сложно, должно быть, оказаться на одном острове с совершенно чужими людьми. С Карлом они, правда, служили вместе на флоте, как она поняла, но ведь Эмели была для него чужой. Должно пройти время, прежде чем он освоится. А уж чего-чего, а времени здесь, на острове у них будет предостаточно…
Эмели снова принялась за домашние хлопоты. Карлу не придется жалеть, что он на ней женился.
Она протянула ему руку. Как делала это всегда. Казалось, что они расстались только вчера. А ведь когда они последний раз занимались любовью, то были подростками. Теперь же они взрослые. Он стал грубее, волосатее: на коже появились шрамы, которых раньше не было. И изменилась не только внешность — даже внутренне он стал грубее, мужественнее. Энни долго лежала, прижавшись щекой к его груди и обводя шрамы кончиками пальцев. Ей хотелось спросить, откуда они, но она чувствовала, что еще не время задавать вопросы о прошлом. Теперь в кровати она была одна. Во рту пересохло. Энни чувствовала себя обессиленной. И одинокой. Она протянула руку, чтобы убедиться в том, что и так уже знала. Матте исчез. Ощущение было такое, словно за ночь она лишилась очень важной части тела. Может, он внизу, с надеждой подумала Энни. Затаив дыхание, напрягла слух. Ничего. Завернувшись в простыню, она подошла к окну, выходившему на пристань. Лодки не было. Матте уехал, не попрощавшись.
Энни сползла на пол, чувствуя, как подступает мигрень. Ей нужна вода. Она медленно оделась. Ощущение было такое, словно ночью она не сомкнула глаз. Но Энни знала, что это было не так. Она заснула в его объятиях и впервые за долгое время спокойно спала. Откуда же мигрень?
Энни пошла к Сэму. Тот проснулся, но лежал молча. Подняв ребенка, она отнесла его на кухню, погладила по волосам и оставила сидеть на стуле. Ей надо было налить себе воды. Понадобилось два полных стакана воды, чтобы унять сухость. Она просто умирала от жажды. Вытерев рот ладонью, поняла, что все еще хочет пить. Но нужно было кормить Сэма. И ей тоже поесть не помешает. Энни, словно на автомате, сварила яйца и кашу, сделала бутерброды и кофе. Заглянув в шкаф, поняла, что продукты скоро кончатся. Нужно экономить. Но усталость и одиночество заставили ее выйти в прихожую и выдвинуть нижний ящик комода. Она пошарила пальцами под одеждой, но ничего не нащупала. Засунула руку глубже — снова безрезультатно. Наконец она вытащила всю одежду из ящика. Снова ничего. Может, она перепутала ящики?.. Энни вытащила верхние ящики и высыпала содержимое на пол. Там тоже ничего не было. Ее охватила паника. Внезапно она поняла, почему Матте уехал, не попрощавшись. Энни рухнула на пол и, свернувшись в позе эмбриона, прижала колени к груди. Из кухни доносился звук выкипающей воды.
— Оставь парня в покое, — Гуннар, не отрываясь от газеты, повторил фразу, которую твердил весь день.
— Но, может, он захочет с нами поужинать? Или пообедать в воскресенье? Как ты думаешь? — волновалась Сигне.
Гуннар вздохнул.
— У него наверняка есть планы на выходные. Он же взрослый человек. Захочет прийти — позвонит или зайдет. Не мешай ему. Он же у нас только на днях ужинал.
— Я позвоню ему на всякий случай. Просто узнать, как дела, — потянулась за телефоном Сигне, но Гуннар ей помешал.
— Оставь его, — велел он.
Сигне отдернула руку. Больше всего на свете ей хотелось позвонить Матте на мобильный, услышать его голос, убедиться, что у него все в порядке. После того, что с ним случилось, — как она могла не волноваться? Случившееся только еще больше убедило ее в том, что мир угрожает безопасности ее Матте. Умом она понимала, что должна оставить его в покое. Но ее сердце требовало защитить сына. Да, он взрослый человек, но это не значит, что за него не надо волноваться. Сигне прошмыгнула в коридор и позвонила с другого аппарата. Ей ответил автоответчик. Сигне положила трубку. Почему он не отвечает?
— Я не знаю, что делать, — опустила голову Эрика.
В доме наконец было тихо. Дети заснули, и можно было присесть на кухне и перекусить горячим бутербродам в тишине и покое. Но Эрика все равно не могла расслабиться. Мысли об Анне не давали ей покоя.
— Ты просто должна быть рядом с ней. Ты нужна ей. Ты и Дан, — Патрик перегнулся через стол и накрыл ее руку своей.
— Что, если она меня возненавидела? — всхлипнула Эрика.
— Почему она должна тебя ненавидеть?
— За то, что у меня двое малышей, а у нее ни одного.
— Но ведь это нельзя изменить. Это… не знаю, как назвать… судьба, что ли… — Патрик погладил ее по руке.
— Судьба? — Эрика вопросительно уставилась на мужа. — Судьба уже достаточно поиздевалась над Анной. Только она наконец обрела счастье. Мы стали ближе друг другу И тут такое… Она меня ненавидит, я знаю.
— Как она? Ты же была там вчера.
Они еще не успели поговорить о визите Эрики к сестре: было слишком много дел. Свет свечи, зажженной Патриком, то освещал лицо жены, то погружал в тень.
— Она спала. Я немного с ней посидела. Она выглядит такой хрупкой.
— А что сказал Дан?
— Он в отчаянии. На него столько навалилось… Он пытается бодриться, но это тяжело. Эмма с Адрианом задают столько вопросов… Они спрашивают, где ребенок, который был у мамы в животе, и почему она все время спит. И он не знает, что им ответить.