По которым можно бить бронебойными, как учили!
А в хмельной круговерти ночного боя, когда враг невидим за брустверами и маскировочными сетями, много ли навоюешь?
Обухов видел, как слева от них два танка попытались продвинуться вглубь берега. Но совсем скоро затихли оба, получив по снаряду каждый.
— Спрячься за подбитыми танками, — приказал Обухов мехводу. И, чтобы экипаж не думал, что он трусит, пояснил: — Иначе нас сожгут.
Бой не ладился… Но это не значило, что он, старший сержант Обухов, должен был просидеть остаток ночи как просватанная девица — в безделье и мечтаниях!
Надо было действовать.
Но чтобы действовать, требовалось оценить обстановку, а сделать это изнутри машины, через танковый перископ, было ну никак невозможно!
Задержав дыхание, будто ныряльщик, командир резко толкнул вверх люк и каким-то нечеловеческим, змеиноподобным движением выскользнул из него на башню. А с башни тотчас стек, миновав зенитный пулемет, на горячую решетку моторно-трансмиссионного отсека.
Обухов уже собирался спуститься на землю, но в последний миг удержался: на его памяти два командира экипажей погибли вот так же, на минах. (В том, что берег здесь наверняка заминирован противопехотными, Обухов не сомневался.)
Так что сержант остался лежать на танке, за башней.
Вокруг рвались минометные мины.
Осколки с жужжанием подлетали к танку, похожие на огромных жуков-хрущей, и с нехорошим стуком бились о броню. Любой из них мог убить сержанта наповал.
Но все это были сущие пустяки по сравнению с главным: теперь Обухов видел.
Видел все совершенно отчетливо. При помощи какой-то особенной, небеснорожденной, холодной мудрости опытного танкиста он проницал всю картину боя, понимал начертание вражеской позиции и легко разбирал ее на отдельные элементы.
«Нам бы только до танков ихних добраться…»
На самом деле какие там, к черту, танки!
Если вообще допустить, что их «тридцать первый» мог дожить до утра и принести хоть какую-то пользу десанту, то и выживание, и польза эти были связаны с выходом во фланг вражескому батальону, который держал оборону пляжа, запирая десант у кромки воды, не позволяя ему расправить блестящие черные крылья, вырваться на оперативный простор.
Фланг этот был совершенно четко обозначен мерцающими звездами пламенного выхлопа двух станковых пулеметов. Правее них лишь изредка вспыхивали огоньки винтовок.
За этой батальонной позицией, где-то на бугре над деревней Южная Озерейка, располагалась та самая батарея зениток, которые разделали под орех первую баржу с танками, а затем и вторую — ту самую, с которой очень вовремя убрался их счастливый «Стюарт».
И вот теперь Обухову надо было сманеврировать так, чтобы зенитки не убили его машину и в то же время чтобы выйти врагу во фланг…
Обухов прикинул маршрут и поспешил вернуться в башню, под защиту брони.
— Ну чего там, командир? — жадно спросил мехвод Чевтаев, ему хотелось новостей, как в жару хочется напиться. — Воевать будем?
— Сейчас будем, — ответил Обухов. — Действуем, как учили. Я говорю куда едем, а ты четко отрабатывай, никакой самодеятельности… На ходу огонь не ведем, пустая трата снарядов. Вот ворвемся на позиции пехоты — там уже отведем душу…
Когда песочно-желтый, кажущийся в темноте почти белым «Стюарт» с номером 31 на башне заспешил вдоль пляжа на правый фланг, он привлек к себе внимание обеих сторон.
Румыны попытались достать фасонистого торопыгу из двух своих полевых орудий.
А танкисты родного батальона — в ту минуту на ходу были еще четыре «Стюарта» — решили, что «тридцать первый» выполняет приказ командования, и устремились за ним. Ну а морячки десанта, в свою очередь, инстинктивно рванули за «броней».
Вышло, что Обухов со своим танком, сам на то не рассчитывая, возглавил первую осмысленную атаку в этом бою.
Выворачивая из земли колья с колючей проволокой, танк споро выбрался на пригорок в тылу у вражеских пулеметчиков.
Отсюда же отлично просматривалась жирная змея окопа, над которой здесь и там покачивались высокие меховые шапки румынских пехотинцев. Тут уж вовсю заработали пулеметы «тридцать первого», а Обухов мгновенно взмок, забрасывая в прожорливую пушку снаряд за снарядом.
С неподражаемым ревом «Полундра!» по обе стороны от танка пошли в атаку злые матершинники-морячки.
Румыны дрогнули сразу же, всем батальоном. Гальваническая искра ужаса промчалась по окопам, по пулеметным точкам и блиндажам.
Враг бежал без оглядки. Немецкие зенитчики, видя такой оборот, поспешили подорвать свои пушки и тоже бросились наутек.