— Нечто подобное приходило мне в голову, но тогда вопрос ограничился бы второй частью. Это ведь с вашей легкой руки в «Таймс» напечатали, что делом занимается Грегсон, а затем позвонили из русского посольства с просьбой, чтобы именно он вел это дело.
— Да.
— Зачем?
— С инспектором Грегсоном вы обычно легко находите общий язык.
— Это правда, — кивнул Холмс, — вы хорошо осведомлены о моих предпочтениях, как и о нравах русского двора. Даже забавно думать, что вас так глупо выдал звон шпор.
— В каком смысле?
— В прямом. После дела о браслетах императрицы Феодоро мне довелось побывать в Санкт-Петербурге, где я, ко взаимному удовольствию, общался со многими вашими генералами и офицерами. Все чины русской гвардейской кавалерии заказывают себе шпоры исключительно в мастерской некого Савелова. Его изделия отличаются особым малиновым звоном, совсем не таким, как у вас, граф Турнин. Или, может, вам угодно пользоваться каким-нибудь другим именем?
Офицер немного помолчал, обдумывая то, что считал нужным сказать:
— Мистер Холмс, я действительно граф Турнин, если вас это интересует. Но в одном вы правы. Я не служу императору Николаю ІІ. При этом я не шпион, не налетчик, так что если господин Ватсон прячется сейчас за дверью с револьвером в руках, то он может совершенно не волноваться. Однако очень желательно, чтобы то, что я вам расскажу, осталось между нами.
Холмс испытующе поглядел на своего визави.
— Хорошо, пусть будет так.
— Постарайтесь мне поверить. То, что вы услышите, возможно, покажется невероятным, но это чистая правда.
Знаменитый сыщик молча кивнул.
— Относительно вашего времени я живу в будущем. В мире, очень похожем на этот, но все же несколько ином.
— Это что же, шутка?
Граф Турнин устало вздохнул и достал из рукава небольшую коробочку.
— Это не шутка, — произнес он, поднеся коробочку к губам, — это самая настоящая правда. — Закончив говорить, он нажал на кнопку, и коробочка заговорила голосом Холмса: «Это не шутка, это самая настоящая правда».
— Занятная вещица.
— Очень занятная. С ее помощью я могу прослушивать и перехватывать любой телефонный разговор в Лондоне, даже не приближаясь к кабелю. При этом в случае необходимости обе стороны будут слышать нужный текст, произнесенный любым измененным голосом.
— Позвольте полюбопытствовать.
— Сделайте любезность, смотрите. Итак, мистер Холмс, я сотрудник Института Экспериментальной Истории и прибыл в начало двадцатого века, чтобы пролить свет на загадочную смерть в вашем мире того самого господина Рихтера. Настоящая фамилия его — Ульянов. Владимир Ильич Ульянов, помощник присяжного поверенного. Этот человек действительно имеет отношение к банде грабителей банков некого Иосифа Джугашвили. Деньги, на которые позарился Андре Мениль, были переданы из России для проведения второго съезда Российской социал-демократической рабочей партии, который должен состояться в августе этого года. Это очень важный съезд. На нем должно было произойти разделение социал-демократов на большевиков и меньшевиков. Понимаю, что для вас эти названия пустой звук, но, поверьте, этот звук пострашнее орудийной канонады. В нашем мире большевики во главе с этим Ульяновым свергли царя и пришли к власти, воспользовавшись ужасной войной, получившей название Первая мировая. Она унесла десятки миллионов жизней. Российская, Австрийская, Германская и Османская империи обратились в прах. Британская выстояла, но с великим трудом. Согласитесь, зная это, необходимо было выяснить, что стоит за таинственной смертью господина Ульянова. Чей-то политический расчет, месть или что-то еще. Иначе сложно было бы просчитать варианты последствий.
— И что же будет? — почти завороженно спросил Холмс.
— Вероятно, уже не будет партии большевиков, а следовательно, в конце Первой мировой войны Россия не выйдет из нее, бросив союзников, и не будет сама брошена на произвол судьбы. Это позволит закончить боевые действия примерно на полгода раньше. Германия вновь, как столетие назад, будет разделена на ряд королевств и не сможет начать Вторую мировую войну, еще более кровопролитную, чем первая.
— Но первой войны не избежать?
— Нет, — покачал головой граф Турнин, — однако вы можете помочь своей державе.
— Чем же?
— Этого я вам сказать не имею права, но, уверен, вы сами поймете. А сейчас позвольте откланяться. — Граф Турнин поднялся, щелкнул каблуками, печально склонил голову и направился к двери. Через несколько секунд его шаги на лестнице стихли.
Дверь соседней комнаты приоткрылась, и доктор Ватсон быстрым шагом вошел в гостиную.
— Вы отпустили этого странного человека, Холмс?
— Что за нелепый вопрос? Конечно, отпустил.
— Но он же безумец! Или авантюрист!
— И те и другие вне моей компетенции, Ватсон. Займемся делом насущным. Буква «S» — spy. Шпионы!
Светлана Тулина, Максим Тихомиров
Герой нового времени (Эра Мориарти)
«… Вчера общественность столицы была по глубины души потрясена героизмом, проявленным молодым Эдгаром Уоттвиком, младшим сыном лорда Генри Уоттвика, парламентария и бессменного руководителя партии гуманистов, автора скандально известного манифеста „Угроза с Марса“. Молодой человек, ранее считавшийся среди родственников своеобразной паршивой овцой, беспутным прожигателем жизни и повесой, не способным ни на что дельное, внезапно предстал перед изумленными лондонцами совершенно в ином свете, дав отпор самому Джону Поджигателю, который вот уже двенадцать лет безнаказанно терроризирует законопослушных лондонцев. Храбрый юноша ценой нечеловеческих усилий избавил от ужасной смерти свою племянницу, малолетнюю Лизу Уоттвик — единственную на сегодняшний день жертву маньяка, которой удалось выжить.
Героический момент спасения невинного ребенка из всепожирающего огня вы можете во всех подробностях рассмотреть на помещенной выше великолепной дагеррографии нашего постоянного корреспондента мистера Питера Бредли, хорошо известного широкой общественности благодаря умению всегда оказываться в нужное время в нужном месте и запечатлевать на мертвых холодных пластинах живые и, как говорится, с пылу с жару горячие новости нашего города. Серия портретов лондонских самоубийц принесла мистеру Бредли мировую известность, и после ряда нашумевших выставок в Соединенных Штатах в адрес редакции поступило предложение от мистера Ротшильда о приобретении им оригинальных снимков за весьма солидную сумму, которую мы не будем тут приводить во избежание истерической реакции некоторой части читателей. Надо ли упоминать, что редакция, конечно же, с негодованием отвергла в высшей мере непристойное предложение. Национальные ценности не продаются — этот факт позабыли всякие мистеры Ротшильды, но никогда не забудут те, в чьей груди бьется сердце настоящего британца!
Но вернемся к чудовищному происшествию, которое таблоиды уже окрестили „Кошмаром на улице Буков“.
В этот вечер Эдгар Уоттвик возвращался к себе домой с веселой вечеринки, устроенной одним из его приятелей по поводу, который не смог припомнить ни один из принявших в ней участие молодых повес из числа золотой молодежи. Будучи, по собственному его признанию, „слегка под мухой“ и не очень довольный столь ранним окончанием веселья, молодой человек никуда не спешил и предоставил своим ногам самим выбирать маршрут, сам же просто наслаждался ночной свежестью, глазея на редких прохожих и обдумывая возможности поразвлечься в какой-то другой компании. Но подходящей компании не приходило на ум, случая тоже не подворачивалось, молодой человек продрог и уже начал склоняться к мысли, что, как это ни печально, но веселье на сегодня, похоже, закончилось и пора возвращаться домой, когда ровно в четверть второго услышал отчаянный женский крик с призывами о помощи.
Эдгар Уоттвик огляделся и понял, что забрел довольно далеко от Челси, где на пару с другом снимал небольшую квартирку, и теперь находится в восточной части Лондона, наиболее пострадавшей от налетов кайзеровских дирижаблей и заново отстроенной уже после Великой Войны. Словно стараясь напрочь стереть из памяти ужасы Нашествия, на месте руин силами муниципалитета тогда были разбиты прекрасные сады и парки, в глубине которых скрывались комфортабельные домики в старом английском стиле. Здесь предоставлялось достойное жилье семьям тех парламентариев, которые в силу похвальной скромности или сложившихся печальных обстоятельств не могли себе позволить особняк на Фунт-стрит.