Ветер был порывистым, поднимал пыль вокруг его ног и издавал свистящие звуки в норе для трупа. Чи присел на корточки и заглянул внутрь. В сером свете ненастного полудня он мог видеть только то, что он видел в свете своей вспышки, когда был здесь раньше: ржавую железную печь, печную трубу, соединяющую ее с дымовым отверстием, разное. мусора. Ветер гудел в дыру, и клочок бумаги полетел по твердому земляному полу. Ветер кружил вокруг воротника ватника, холодно касаясь шеи. Чи вздрогнул и крепко затянул воротник. По традиции навахо, Альберт Горман теперь завершил бы свое путешествие в подземный мир, растворился бы в темноте неизвестности, которую метафизика народа никогда не пыталась объяснить или исследовать. Но его чинди будет здесь, несчастное, диссонирующее, злобное зло - что бы в Гормане ни было не в гармонии - навсегда запертое внутри хогана, когда Горман умер.
Чи глубоко вздохнул и шагнул в дыру.
Он сразу почувствовал, что внутри было теплее, запах пыли и чего-то более резкого. Он остановился на мгновение, пытаясь определить аромат. Старый жир, старый пепел, старый пот - запах человеческого труда. Чи открыл дверцу печи. В духовке ничего нет. Он открыл топку. Пепел уже был перемешан, вероятно, Шарки. Он поднял клочок бумаги, который сдвинул ветер. Обрывок старого конверта, на котором ничего не написано. Он нашел место на западной стороне хогана, где Бегей обычно клал свои овчины для сна. Он достал нож и начал копать в утрамбованной земле, не зная чего, ища. Он вообще ничего не нашел и остановился, присел на корточки и задумался.
Джим Чи слышал шум ветра снаружи, шепчущий вокруг дыры в стене и забитой дырой над его головой. Он очень хорошо осознавал призрак Альберта Гормана в воздухе вокруг него, и внезапно он осознал, ясно и уверенно, природу горманских чинди. Как Горман - конечно, как Горман, поскольку это был Горман - это был Лос-Анджелес, и маленькие девочки-шлюхи, которых он видел на бульваре Сансет, и безличная точность стад на автострадах, и химический серый воздух, и Альберт Горман. хозяйка и розоволицый помощник в «Серебряных нитях». И теперь это был призрак Джима Чи, потому что Джим Чи выбрал его - шагнул через отверстие в трупе в темноту свободно и добровольно, решив сделать это рационально. Выбрав Лос-Анджелес Шипроку и Мэри Лэндон одиночеству, бедности и красоте хозро. Чи присел на корточки, огляделся вокруг и попытался придумать, что ему следует искать. Вместо этого он вспомнил песню из церемонии благословения хоганов.
Этот хоган будет благословенным хоганом.
Он станет хоганом рассвета,
Заря в нем будет жить красотой,
Это будет кукуруза белая,
Это будет лавка мягких товаров,
Это будет хоган с кристально чистой водой,
Это будет хоган, присыпанный пыльцой,
Будет хоган счастья долгой жизни,
Это будет хоган с красотой над ним,
Это будет хоган, окруженный красотой.
Слова «Говорящего Бога» вернулись к Чи. Их бы спели здесь, когда давным-давно семья Бегая собралась, чтобы помочь ему благословить этого хогана. Чи встал, снова вынул нож и пошел к восточной стене. Здесь, под концом основного бревна, прямо на камнях фундамента, певец, нанятый Эши Бегаем для проведения своего хогана, поместил бы отборный кусок бирюзы Бегая. Чи отколол кончиком ножа засохшую глиняную штукатурку, отколол ее кусок и раскрошил в пальцах. Там была бирюза - полированный овал из прозрачного голубого драгоценного камня. Чи вытер его о рубашку, осмотрел и сунул обратно под бревно. Он подошел к западной стене, закопался под концом бревна фундамента и достал белую морскую ракушку. Раковина морского морского ушка символизировала великого юного морского ушко-юшка, так же как бирюза олицетворяла дух бирюзового мальчика. Но что ему сказали их находки? Ничего, подумал Чи, он не верил в то, что знал - что Бегей был правоверным, что этот хоган был должным образом благословлен, что Бегей, покинув свой дом, оставил эти ритуальные драгоценности позади. Это было бы ортодоксально? «Наверное, - подумал Чи. Если только Бегей не подумал убрать их до смерти Альберта Гормана, их вообще не убрали бы - точно так же, как никакие дрова из этого хогана больше никогда не будут использовать, даже для костра. Но удалить их до смерти Гормана было бы благоразумно, и Бегей, должно быть, предвидела приближение смерти, а Бентвэнн описала своего внука как разумного человека. Что мог бы спасти благоразумный человек от своего хогана, если бы он увидел приближающуюся смерть?