— Спасибо, mo aingeal.
Крепко обнимаю его, вдыхая запах кондиционера и шампуня, не в силах сдержать грустной улыбки. Чуть погодя Лавлес обмазывает мое лицо кремом и затем съедает поцелуями. Поначалу забавная игра превращается в серьезное испытание, когда его губы накрывают мои. Каждая струна в теле натягивается до предела, кожа покрывается мурашками, а из уст вылетает непроизвольно стон. О нет. Резко отстраняюсь и стыдливо отвожу взгляд в сторону. Обжигающие языки пламени вырываются наружу, как и чертята. Лавлес фыркает и криво ухмыляется, не удивляясь такой реакции.
— Да ладно, как день рождения без секса? — догоняют насмешливые слова, когда я выхожу с бокалом в руке на балкон-патио.
Допиваю вино, но прохладный воздух не тушит пожар внутри и снаружи. Неужели дело в длительном отсутствии? Я же спокойно жила без этого! Впервые за долгое время рядом с Лавлесом мои гормоны решили объявить войну. Нет-нет, никаких провокаций.
— Я шучу, — Габриэль забирает пустой бокал и накрывает мои плечи покрывалом.
Присаживаюсь в мягкое кресло, подтягивая ноги, и смотрю на повисшую в небе бледную луну. Из номера тихо льется спокойная музыка, а вокруг нас царит блаженная тишина. Габриэль курит, иногда поглядывая в мою сторону, но пламя почти догорело.
— Помнишь разговор на пляже, когда ты прилетела в ЛА, и мы встретились спустя два года? — первым прерывает молчание Лавлес.
— Угу, — мычу, прикрыв от удовольствия глаза, слушая красивую мелодию.
— О чем мы говорили?
Задумчиво кусаю губы, выуживая из памяти события того дня, и расслабленно говорю:
— Как всегда о моей работе и твоих новых тату.
Чувствую на себе его улыбку.
— Я не раскрыл значение второй.
Да, что-то такое припоминаю. Одна из книги Чака Паланика «Бойцовский клуб», вторая — на ирландском.
— Я нашел в тебе Рай, но мой Ад сильнее.
Хмурюсь и пристально смотрю на профиль Габриэля, взгляд которого устремлен куда-то вдаль. Он говорил, что сделал их после отлета из Нью-Йорка… По коже скользит морозный холод.
— Да, так было всегда, — тихо подтверждаю, все так же глядя на его напряженное лицо и поджатые губы. — Потому что человек, который даже отвергает настоящего себя, никогда не пойдет дальше, пока не выпустит Ад и не освободится, не примет себя таким, какой он есть.
Габриэль закидывает голову, прикрывает глаза и слабо улыбается.
— Какие наивные рассуждения.
Вскакиваю с кресла, одеяло скатывается на пол, а мои брови сходятся негодующе на переносице.
— Почему же? Посмотри на меня, кого ты видишь?
Лавлес поглядывает из-под ресниц, пошло ухмыляясь.
— Сексуальную блондиночку с карими глазами, дерзким ротиком и в миленьком платье, от которого надо бы избавиться…
— Я серьезно, — перебиваю его, упирая руки в бока. — Попытка номер два.
Он издает смешок и молчит, все так же с интересом наблюдая.
— Я не знаю своих биологических родителей, Габриэль. Росла в чужой семье, ставшей для меня родной. Работала в дешевых забегаловках, слыша вслед «какая четкая задница», мыла унитазы и душевые в отеле. Потеряла младшего брата, но я не сломалась под гнетом проблем и жила дальше. Познакомилась с потрясающими людьми, нашла любимую работу и полюбила человека, который сделал меня сильнее, — ощущаю удивленный взгляд Габриэля, но продолжаю: — Да, я многое переосмыслила. Раньше считала, что любить тебя сущее наказание, Габриэль. Но потом посмотрела с другой стороны, отвергаемая и униженная тобой не раз. Я подумала: на этом жизнь не закончена, если любовь не взаимна. И работала, развивалась. Все время я поднималась и шла дальше, — говорю с придыханием, глядя ему в глаза. — У всех есть демоны, но ты со своими даже не борешься. Ты им добровольно подчинился. И тебе это нравится.
— Какая пылкая речь, колючка, — иронично посмеивается Габриэль, посматривая исподлобья. Перевожу дыхание и прищуриваюсь, не разрывая зрительный контакт. — Между нами огромная пропасть, глубже Марианской впадины. Я даже рад, что мы такие разные и наши взгляды тоже, иначе я бы не отмечал этот бесполезный день с тобой.
— Он не бесполезный… — быстро возражаю, ощущая всю тьму в сверкающих нефритах.
— Бесполезный, потому что я только и слышал, какого хрена родился. Бля, да у меня выбора особо не было! Надо думать, прежде, чем трахаться или сделать нахрен аборт, чтобы потом не париться! Что отмечать? Это не праздник, а полное дерьмо, — выплевывает со злостью и печалью в голосе Габриэль и берет стакан с виски, опрокидывая в себя содержимое.