Первым взрывается Райт, сразу же набрасываясь с побагровевшим от злости таблом. Кулак проезжает по моей скуле, но матерящегося басиста вовремя оттягивает Шем.
— Урод! Долбанный нарик! — орет Райт во всю глотку, вырываясь. Потираю челюсть, высокомерно оглядывая друга. — Только ты разваливал и уничтожал группу! Доволен, ублюдок?!
— Эй, харэ, чувак! — Шем несколько раз хлопает его по плечу.
— Что харэ?! Эту гниду надо было заменить еще давно!
— О, я тронут, чувак, — произношу с приторной сладостью и кладу ладонь на сердце, подстегивая еще больше Райта.
Тот вырывается и со всей яростью и злостью обрушивает удары. Мы оба с грохотом падаем на пол. Не сопротивляюсь, давя злобную кровавую усмешку, чтобы подзадорить басиста. Его оттаскивают Син и Шем, а я сплевываю сгустки крови.
— Оз, — голос Эванса долетает до помутневшего сознания. — Надеюсь, ты задумаешься, и у тебя все наладится. На связи.
Да пошел ты.
Син выводит из дома взвинченного Райта, что-то ему втирая и не оглядываясь. Рядом на корточки опускается Шем, пытаясь помочь, но я грубо отталкиваю руку и шиплю от резкой боли в носу.
— Чувак, меня напрягает эта ситуация, но если тебе понадобится что-то…
— Шемми, поворачивайся на девяносто градусов и топай, усек? — еле выговариваю, прерывисто дыша.
— Окей. Счастливо, чувак.
Раздаются шаги, звук моторов, и накрывает тишина. Мир подделок. Презрительно ухмыляюсь, пялясь отрешенно в одну точку на потолке. Настоящие друзья всегда рядом, молча выручат и не вынесут мозг. Гребаный мир. Пусть он катится со всеми псевдо людьми в Ад.
Каменный монстр встретил как всегда равнодушно, отмахнувшись и послав куда подальше, когда самолет выплюнул мою ленивую ни на что неспособную тушу. А чего я хотел? Гостеприимства? Город чувствовал неприязнь гостя и отвечал тем же. Вполне заслужено. Усмешка невольно скользнула по губам, так же быстро испаряясь, как порывы прохладного мартовского ветра. Он достигал даже задворок моей паршивой душонки. Я натянул кепку и солнцезащитные очки, шагая по тротуару и нервно поглядывая по сторонам. Не до конца понимал своих действий. Впрочем, я уже давно отрекся от себя и желания что-либо менять. Поэтому вновь занесло в этот долбаный Нью-Йорк. К чему бы? Глупо. Риторический вопрос.
Бесконечный поток людей, гул моторов — никаких изменений, как всегда шумно. Даже свинцовые тяжелые тучи смотрят недоброжелательно, посылая противные струи дождя. Всеми фибрами чувствую нарастающую злость, стискиваю зубы и сжимаю кулаки. На доли секунды встречаю отражение в витрине какого-то дорогого бутика, замираю. Привет, бесхребетная мразь. Сглатываю мерзкий комок в горле, толкаю плечом какого-то прохожего и ускоряю шаг, не замечая, как по лицу скатываются капли. Они, шипя, заползают под кожу — внутри становится зябко. Что ж, там давно такая погода. Ничего нового. Даже забавно. Давлю презрительную ухмылку.
Влечение к ней никуда не исчезло, наоборот усилилось с последней ночи в Неаполе. Я действовал безрассудно и необдуманно. Иногда это сопровождалось воздействием наркотиков, застилавших разум туманом. Тогда я бросал все на свете, забывал о своем статусе — на который, кажется, я давно откровенно насрал — и узнавал, где она на данный момент. Ясно не осознавая, что веду себя как помешанный, но внутри почему-то становилось слишком пусто. Неуютно. Я стал ненавидеть себя за такие столь сентиментальные мелочи. Что побудило их? Ее карие глаза, где я впервые не увидел себя? Или уверенный взгляд, устремленный в будущее без нужды в моем присутствии? Я потерялся в датах, числах, не улавливая, КОГДА Ливия стала такой независимой.
Я будто терял добычу. Словно… Добыча обрела волю и способность мыслить самостоятельно, без разрешения хозяина. Точно. Она сняла ошейник и решила убежать из клетки. Разве я позволял? Разве я давал согласие? Чем больше слушал ее ядовито-прекрасный голос, тем больше он отравлял мой давно отравленный разум.
Вся мнимая реальность разбивалась на осколки. Они кружились в вихре: ненавидящий всю жизнь отец, мать, которая пожертвовала семьей, ради осуществления мечты, лживые друзья и особенная девушка, занимающая в сердце больше всего места. Миллионы надрезов — разодранная в клочья душа, истекающая беспрерывно кровью. Я уже захлебываюсь и не могу дышать от окружающей фальши. Этот мир полностью сгнил, нет ничего, что уберегло бы от падения в бездну. За кого держаться? Только одно средство облегчает существование. Только порошок поддерживает жизнь в пустой оболочке.