Я обхватила мощную шею Потерянней, спросила неверяще:
— Джой, правда?! Правда, он может остаться?
Джой вздохнул.
— Да, я добр и великодушен! И вообще вступил в Общество защиты мертвых животных!
Оттолкнув призрачную псину — она все равно сопела в затылок и пыталась облизать мои волосы, — я накинулась на Джоя с поцелуями.
Хотя это и чревато — он всегда воспринимает поцелуй как сигнал переходить к делу. То есть к телу…
Потеряшка быстро освоил охранную службу — по породе положено! Хотя иногда и отвлекался на живых собак-кошек… На большинство людей он внимания не обращал, но предостерегающе рычал на качающегося пьяного или на застывшего посреди тротуара нарка, отрешенно ловящего что-то в воздухе. Я теперь с радостью предоставляла ему право первым исследовать все темные подъезды-подворотни и переходы.
Зато перед встречными духами Потеряшка ходил внушительным гоголем. Ну да, туша мощная, семьдесят сантиметров в холке, я измеряла! Никто же не догадывается, какой он на самом деле еще щенок. Только с Мусорщиком Потеряшка резвился по-прежнему — играл в футбол-тутсбол.[40] Предчувствую свое скорое разорение на баночных напитках. Как бы не пришлось, по примеру бомжей, отправляться на сбор цветмета…
Вон как этот — идет себе расхристанный, голопузый, в одном тапке, и по фигу, что конец октября! Но тут Потеряшка принял угрожающую стойку, и я поняла, что пьянице по фигу не только мороз, но и люди, сквозь которых он свободно проходит.
А направлялся он, расплываясь в щербатой усмешке, прямо ко мне. Еще издали замахал рукой:
— О, Инка, девка-черт, привет! Вернулась, значится?
— Привет, — растерянно сказала я, — а я вас… знаю?
— Вот те на! — удивился призрачный мужик. Мимоходом шлепнул Потеряшку по набыченной башке — тот от неожиданности полурявкнул-полутявкнул и обиженно осел на зад. — Цыть! Ты чего это, Инка, как в тело вернулась, всю память растеряла? Иваныч я! И-ва-ныч!
Меня осенило:
— А-а-а! Так это вы были на Чертовом Кольце? Мне про вас Джой рассказывал.
— А, тот бурятик смазливый, которого ты оседлала?
— Он кореец, — поправила я.
Иваныч отмахнулся:
— Да и нехай себе кореец! — Поманил пальцем, и я автоматически наклонилась ближе. — Как ты его тогда одержала-то, скажи все-таки? А вдруг и я сумею? — Призрак захихикал. — Войду в такую же молоденькую девчонку, ух и повеселюсь же!
— Я одержала? — машинально повторила я.
— Ну не я же! А мне еще жалилась, мол, даже не знаешь, где твоя могилка! А оказалось, ее и нету, а? Вона как бывает! Свезло тебе: душа твоя погуляла-погуляла, нагулялась, да и к себе в тело вернулась. И мне повезло, что вас встретил. Меня уж и туда звали, — Иваныч как-то украдкой ткнул кривым пальцем в серое небо, — да я решил еще чуток подзадержаться. Внучок у меня шебутной, ох, шебутной, Нюрка, дочка моя, одна с ним не справляется! Вот пригляжу еще за ним малость, да и на покой пойду. Но рад за тебя, девка-черт, ожила! Давай, бывай, да дворнягу свою на привязи держи, скоро Ночь Мертвых, приберут невзначай! Бог даст, свидимся, не здесь, так там!
Опять тот же жест — точно Иваныч боялся, что его засекут сверху по поднятому пальцу, как по джипиэсу.
Я стояла посреди тротуара, мешая прохожим — кто ворчал, кто просто огибал меня с недовольной миной, — и смотрела вслед деловитому Иванычу.
Призрак из прошлого — оказывается, и моего прошлого! — за несколько минут невзначай сказал то, что должен был сказать и не сказал за несколько месяцев кое-кто живой…
Дома, несмотря на работающую вытяжку, так аппетитно пахло специями и жареным мясом, что даже призрачный пес начал оживленно принюхиваться. Джой выглянул из кухни.
— Нагулялись? — Он уже автоматически обращался к нам с невидимым Потеряшкой во множественном числе. — Ужин готов. Мой руки и за стол.
Руки мыть я не стала. Уселась на табурет, задумчиво разматывая шарф и разглядывая хлопочущего Джоя. Всем хорош: красив, умен, сексуален, деньги зарабатывает, вкусно готовит, меня вроде любит…
Только врун ужасный.
— Я тут одного знакомого встретила, — ровно сказала я.
— Да? — отозвался Джой. — Кого? Тебе сколько кусков?
— Иваныча. — Я продолжала сверлить его взглядом. — Помнишь такого? С Чертова Кольца.
Спина Джоя закаменела: он замер, упершись кулаками в столешницу.
— Помню, — сказал, не оборачиваясь. — Так сколько накладывать?
— Джой.
Он повернулся. Лицо спокойное, губы сжаты.
— Да?
— Почему ты мне ничего не рассказал?