Глядя, как она уходит в темноту, Кирк ощутил острую боль, зная в душе, чем ей придётся пожертвовать и чего это будет ей стоить. И услышал, как за его спиной Номиас говорит Чу с лёгкой ноткой пренебрежения:
— Если вы думаете, что увидите её завтра утром, вы обманываете себя.
— Не говорите глупостей, — фыркнула Чу, и её длинная седая косичка блеснула в лунном свете, как прибитая морозом трава, когда они пошли обратно к хижине.
— Я рад, что вы сочли возможным дать благоприятный отзыв об условиях нашей работы, — тихо сказал Шорак. Они с Кирком задержались ненадолго у догорающего костра. — Должен признаться, я не рассчитывал на понимание со стороны Звёздного Флота. Пигмины уникальны, и некоторые черты их культуры трудно объяснить.
Позади них, над поросшим терновником склоном, в селении наступила почти полная тишина, но вглядываясь в ночную синеву, чуть разбавленную лунным сиянием, Кирк увидел, что пигмины ещё сидят тесными рядами, сцепив руки. Они больше не раскачивались, но исходящее от них ощущение мира, радости и единства будто наполняло ночь, как аромат летней травы, неся исцеление, ласку, заботу. Оно околдовало даже чопорного вулканского учёного, не без удовольствия подумал Кирк, — хотя тот, конечно, не признался бы в этом; околдовало всю новую исследовательскую группу… всех вокруг, каждую живую душу в деревне, каждого в мире, кто попадал под действие этих чар.
Он улыбнулся.
— Я не уверен, что понял всё, что мне вы мне объясняли. Но в Хартии Федерации не сказано, что мы обязаны понимать друг друга… лишь то, что мы хотим попытаться.
Он протянул руку, и доктор Шорак пожал её, не выказав даже той лёгкой нерешительности, что проявлял в таких случаях Спок — а инстинктивная неприязнь Спока к физическому контакту была значительно меньше, чем у большинства вулканцев. Очевидно, жизнь среди пигминов не прошла для Шорака бесследно.
Луна уже садилась, когда Кирк вскарабкался по узкой крутой тропинке и миновал погружённое в тишину селение. Повсюду сидели пигмины, сбившись в плотные спиральные кольца; их треугольные головы с плоскими макушками поблёскивали, как булыжная мостовая после дождя, теснясь во всех направлениях — живое море, омывающее низкие купола домиков и обрывистые скалы. Как же их много, подумал он, — тысячи и тысячи, что прозябают на этом маленьком клочке земли, пытаясь прокормиться дикими плодами и зёрнами.
И всё же Шорак — а вместе с ним и Чу — отказались от дополнительных запасов продовольствия. Хелен объяснила, что это необратимо разрушило бы дружеские отношения с общиной. Это означало бы проявить жадность, прожорливость… и недостаток веры в Рею, Мать-Душу Земли, которая даёт своим детям всё, что им нужно и когда им нужно.
Он покачал головой. Нет. Этого он понять не мог.
Впереди, в тусклом свете звёзд, проникающем в тёмный разлом каньона, он различил фигуры Хелен и Маккоя. Они не разговаривали, хотя Хелен забрала у доктора один из контейнеров с образцами и держала его в руках. Её голова была опущена, измятый комбинезон казался серым в полумраке; Маккой, стоя чуть поодаль, молча поглядывал по сторонам, думая о чём-то своём.
Боунс наверняка знает, догадался Кирк, как знают и все остальные, почему Хелен возвращается на «Энтерпрайз» этой ночью. И, конечно, он понимает, что будет означать для неё решение остаться на корабле.
Если таково её решение.
Хелен подняла голову, услышав скрип мелких камней под его ногами, когда он выступил из тени деревьев и нависающих скал. Она встретила его слабой, наполовину извиняющейся улыбкой, и он понял, что окончательный вердикт ещё не вынесен.
Он хотел, чтобы она осталась.
И, сам удивляясь своему волнению, он жаждал узнать, какое решение она приняла, чтобы убедиться, что всё будет хорошо. Сейчас он только знал, что ему предстоит долгая ночь, полная сомнений и догадок: останется ли эта женщина рядом с ним ещё на два года — на шестьдесят лет, если повезёт, — или нет.