— Да, это я, — ответил он, и Труф сразу успокоилась. За время общения с Блэкберном у нее выработалась своеобразная уверенность в том, что если она слышит его, то, значит, еще спит.
Труф уселась поудобнее и внимательно посмотрела на Торна. Хотя было еще темно, Труф заметила на нем ожерелье, а на пальце знакомый перстень.
— Ты нашел свои драгоценности, — заметила она.
— Пока дочь пьет, отцу приходится работать, — саркастически заметил Торн. — Очень своевременно, хотя у тебя всегда было сильно развито это чувство. Вставай, одевайся и уматывай.
— Я не могу сделать этого без Лайт, — возразила Труф в замешательстве. — И потом… — Она помолчала. — Разве ты не хочешь, чтобы врата были открыты? Если я увезу Лайт сейчас, они не смогут продолжить свои ритуалы. Джулиан тратит столько сил, я не хочу подводить его. Он чувствует, что… — Она не успела договорить.
— Он? Чувствует? — взорвался Торн. Он встал с кресла, подошел к кровати и взглянул на Труф. "Совсем как настоящий", — мелькнула у нее мысль. Труф затряслась всем телом. — Ты думаешь, что он чего-то там чувствует? — ревел Торн. — Проснись, дорогуша, здесь нет никакого Джулиана! Внизу, в храме, находится твой сводный брат Пилгрим. Не разыгрывай из себя героя, для этого у тебя недостаточно мозгов, — сокрушенно вздохнул он.
"Кровь взывает". Труф опустила голову. Как просто и как очевидно. Ей следовало бы догадаться об этом давным-давно. Сами чувства подсказывали ей. Неспроста же она инстинктивно избегала многозначительных предложений Джулиана. Ею владело двойственное отношение к нему — с одной стороны, мысль поддаться ему казалась соблазнительной и в то же время вызывала отвращение. Труф содрогнулась оттого, что так близко подошла к запретной черте.
Близость с братом…
— Но он любит… — не сдавалась она.
— Только себя, — закончил Торн. — Все остальное для него — очередная ступенька к достижению своей цели.
— А ты? — Труф устремила на отца пристальный взгляд. — Ты любил кого-нибудь в своей жизни? — требовательно спросила она, но не услышала ответа. Торн исчез. Труф бросила свой вопрос в пустоту.
Труф протерла глаза и глубоко вздохнула. Кроме нее, в комнате никого нет. Да и не было. Никто к ней не приходил, это был сон, результат нервного стресса, переутомления и чрезмерного употребления шерри.
Разве? Может быть, хватит лгать себе, отрицать свои собственные ощущения и считать явления Торна сном? Уж слишком все реально и правдоподобно.
Был Торн или нет — уже несущественно, главное, что нет никакого Джулиана, и это все меняло. Торн сказал, что Джулиан — это его сын Пилгрим. Кто из них двоих врет? Живой или мертвый?
Только не Торн.
Но зачем врать Джулиану?
"Значит, для героя у меня недостаточно мозгов? Посмотрим".
Труф быстро оделась и в доказательство своей решимости и целеустремленности положила в карман ключи от машины. Она немедленно должна встретиться с Джулианом и узнать у него всю правду.
Когда она подошла к дверям храма, участники круга как раз выходили из него. Горел свет, Труф посмотрела внутрь и вдруг почувствовала фальшь всего антуража. Ей показалось, что она попала в здание третьеразрядного театра, тщетно пытающегося удивить зрителя постановкой великой трагедии, но где ничто не соответствует размаху — ни бездарные актеры, ни аляповатые декорации. Есть только апломб, ничем не подтвержденная самоуверенность. Измотанные исполнители еле держались на ногах, они двигались автоматически, погруженные в свои мысли. Ими двигало только желание побыстрее добраться до кроватей и заснуть. Труф вошла в храм.
Запах горящих свечей примешивался к сильному запаху ладана. К потолку поднималось легкое облачко дыма. В центре стоял великолепный алтарь на маленьких колесиках, на котором лежали звериные шкуры.
Услышав звук шагов, некоторые подняли головы и посмотрели на нее, но большинство, казалось, ничего не замечая, продолжали убирать сцену. На Айрин и мужчинах были зеленые мантии, на Лайт — красная, Фиона вырядилась японкой — Труф увидела на ней никак не вязавшееся с магией голубое кимоно. Держа в руках зажженную сигарету, девица сидела на деревянной скамье, уставившись куда-то вдаль. Джулиана не было.
Красная мантия делала Лайт еще более бледной, девушка индифферентно смотрела на Труф полузакрытыми глазами, очевидно не видя ее.
Стоящий рядом с Лайт Хиауорд положил руку на ее плечо. Он выглядел страшно усталым — серое лицо, синие круги под глазами. Он что-то тихо сказал Лайт, и девушка согласно кивнула. Хиауорд повел ее к двери. Он не удивился появлению Труф, проходя мимо нее, он даже пробормотал какую-то фразу, смысл которой Труф не поняла.
Наверное, какое-нибудь приветствие. Или извинение? Труф не расслышала.
Начали выходить и остальные. Они шли молчаливой толпой, Труф посторонилась, давая им пройти.
Она осталась одна.
— Джулиан! — позвала Труф дрожащим голосом. Она уже начала сомневаться, правильно ли сделала, спустившись сюда.
Колыхнулась одна из тяжелых штор, и появился Джулиан. Как и на Фионе, на нем не было мантии. Джулиан был одет в тончайшую шелковую пижаму, под которой, очевидно, не было никакой другой одежды. В отличие от остальных Труф не увидела на его лице никаких следов усталости. Даже наоборот, оно было красным, а глаза горели диким весельем. От его блестящей кожи шел сильный волнующий запах, напомаженные волосы ниспадали на лоб острыми прядями. От всей фигуры Джулиана веяло желанием, и Труф внезапно почувствовала, как по телу ее пробежали мурашки. Труф начала охватывать животная страсть. Еще вчера она бы не задумываясь бросилась к нему и ответила на его зов, но за сутки она прошла долгий путь.
— Я должна поговорить с тобой. Прямо сейчас, — произнесла Труф.
— Пожалуйста, — ответил Джулиан. — В уголках его губ мелькнула слабая улыбка. Словно он догадывался, о чем пойдет разговор, и знал, чем он закончится. — Подожди минуту, сейчас я выйду, — сказал Джулиан, повернулся и исчез за шторой.
Труф стояла в дверях храма, не решаясь войти внутрь. Храм начал внушать ей тревогу и неприязнь. Она посмотрела на все еще стоящий посредине алтарь со звериными шкурами. Джулиан вышел, и, подойдя к алтарю, достал из-под одной из шкур какой-то сверток, завернутый в шелковую ткань.
— Я готов, — произнес он. — Может быть, пройдем ко мне?
— Джулиан, — начала Труф, но он уже повернулся и зашагал вперед.
Труф ничего не оставалось делать, как только последовать за ним.
— Ну, вот мы и дома. — Джулиан сел на обитую голубым бархатом софу и набросил на шею полотенце. — Должен сказать, что сегодня ты поднялась довольно рано. Он вытер с лица остатки ритуального масла, но даже без него продолжал выглядеть как сверкающий, полудикий бог варваров. — Что подняло тебя? — спросил он, положив полотенце на стол рядом с принесенным свертком.
Труф молчала. Здесь в тусклом свете холодного утра все ее догадки и сновидения начали казаться ей смешными. Голова продолжала болеть, и больше всего Труф хотелось поскорее уйти и завалиться спать.
— Немного вина? — предложил Джулиан. — Хотя для тебя еще рано, для меня — поздно. Ничего, назовем это поздним обедом. — Джулиан поднялся, подошел к бару, достал два длинных, на тонких ножках хрустальных бокала и наполнил их рубиновой жидкостью. Казалось, что она, как и бокалы, тоже отражают свет. — Портвейн, — пояснил он. — Когда-то давно считалось, что он насыщает кровь, — улыбнулся Джулиан. — Но как бы там ни думали раньше, сейчас это одно из маленьких житейских удовольствий, которые мы можем себе позволить. — Джулиан поставил бокалы на стол. — Присаживайся, — сказал он и сел на софу. — Я не собираюсь тебя торопить, дорогая, но сегодняшняя ночь у нас решающая, и мне хотелось бы подготовиться к ней. Прости, но много времени тебе я уделить не могу, нужно выспаться. Мои планы на сейчас — душ и постель, — произнес Джулиан. — Правда, если ты наконец-то решила присоединиться ко мне, тогда… — Он улыбнулся.
Труф поняла довольно прозрачный намек и кивнула.
"Скажи ему, — твердила она себе. — Скажи сейчас".