– Доброго всем вечера, – прохрипел я.
Все воззрились на меня так, словно призрака увидели. Я решил воспользоваться произведенным эффектом и уставился на Бена.
– Рассказывай, чем ты целыми днями занят, – сурово велел я. – Иначе прокляну тебя из-за гробовой доски, – благодаря тебе я единственный человек, который может это сделать, будучи еще жив и в своем уме. Ты что, за моей спиной что-то выяснил насчет хранителей танамора, а мне не сказал?
Несколько мгновений Бен смотрел на меня, словно его поймали с поличным, затем нехотя выдавил:
– Я… Я принимаю пациентов.
– Каких? Мертвых?
– Нет, нет, обычных. – Он торопливо встал, вытер рот и бросил салфетку на стол. – Джон, а давай-ка в другом месте поговорим?
Не дожидаясь ответа, он подхватил меня под руку и утащил обратно в опостылевшую комнату со стулом.
– Молли вечно зовет меня доктором, хотя я, как ты понимаешь, не совсем он. – Бен усадил меня на стул. Так вот почему в последнее время он так подозрительно себя вел! – Но ее мать однажды попросила меня осмотреть какого-то соседа. Я не сразу согласился! Она настаивала. У него была бородавка. Я ему помог, а он рассказал еще кому-то, и теперь у меня нет отбою от пациентов.
– Но ты не врач! Ты прослушал несколько лекций по медицине, а потом только тела препарировал и оживлял!
– Тело – оно и есть тело.
– А разве не нужен диплом, чтобы лечить живых?
– В Лондоне – да. Диплом, лицензия, опыт. Пришлось бы потратить на обучение столько лет, но с моим умом я способен доучиться на практике. У них тут врача вообще нет, так что хуже я им точно не сделаю.
– Уверен?
– Слушай, Джон. Быть врачом приятно, все говорят тебе спасибо за твою работу! А про восставших уже даже в газетах не пишут: их тут давно не видели, они все на фабрике Каллахана. Интереснейшее место! Ты, кстати, не хотел бы туда наведаться?
– И что мне там делать? – звенящим голосом спросил я.
– Каллахан поставил их работать у станков! – с сияющим видом сообщил Бен. – Конечно, они способны только на самый примитивный труд, но какая потрясающая задумка! Ты разбираешься в их состоянии как никто, уверен, ты смог бы увеличить эффективность их труда!
Ох… Все эти дни я думал только о поисках деревни и ни разу не спросил себя, как там дела у остальных восставших. Мне они были неприятны, напоминали самого себя в худших проявлениях, но теперь мне стало жаль их. Бен заметил выражение моего лица и поспешно прибавил:
– Если тебя беспокоит сохранность тел, не волнуйся, они удивительно выносливы. Я читал в газете интервью Каллахана: он дает им отдохнуть ночью, а если все упокоятся обратно, немедленно вернет тела родственникам. Джонни, это же промышленный прорыв, как ты не понимаешь! Вот бы мне хоть поговорить с этим Каллаханом! В газете не написали, что именно производит его фабрика, но он сказал, что, когда добьется результата, мир ахнет!
На лице у него отразилось такое блаженство, что мне стало тревожно.
– Какая работа? Они ведь могут только бродить, – медленно проговорил я.
– А вот это самое интересное! – воскликнул Бен. – Каллахан понял, что бродят они по одной причине: если начали выполнять какое-то действие, не могут остановиться. Они как бы… застревают в одном движении. И он решил: почему бы вместо ходьбы не дать им возможность крутить ручку станка? Ну почему я не додумался до этого первый!
– Звучит ужасно.
– Не ставь палки в колеса прогресса человечества!
– Бывает такой прогресс, которого человечеству и даром не надо.
– Прогресс всегда хорош: это процесс отбора лучших идей самой жизнью. Джон, как ты не понимаешь: никто не знает, как упокоить восставших. Ясно тебе? Никто! Так почему бы не использовать их на благо общества? Они не страдают. И еще не устают, не спят, не едят и не пьют. Они такой же ресурс, как лес, или уголь, или животные, или…
– Меня ты тоже к животным приписываешь? Я твой брат!
– Да, но еще ты один из восставших.
– Один из… Что?! Я не такой, как они!
– Ваши симптомы схожи. Они тоже впадают в летаргию, если оставить их без движения, просто ты лучше этому сопротивляешься. Ты особый, уникальный экземпляр, бросающий вызов самой природе! Уверен, ты еще не знаешь всех своих возможностей, и…
– Ни слова больше, а то я тебе врежу. И ради этого даже встану.
– Пойми, Каллахан – гений, и если бы мы с ним объединили силы, то…
– Заткнись, Бен, я серьезно.
Я никогда не бываю таким грубым, и Бен обиженно замолчал.
– Ладно, – огрызнулся он. – Только твое мнение в этой семье что-то значит, верно?
– Верно, – огрызнулся я в ответ. – Потому что ты идиот, Бен, и идеи у тебя одна хуже другой. Если дать тебе волю, они приведут тебя исключительно в тюрьму.