Кунико поклонилась и встала.
— Госпожа, — прошептала Миэко, глядя, как Кунико идет к девушке. — Не думаю, что она призрак.
— Нет, — издала смешок Чийомэ. — Иначе она была бы самым скучным призраком на свете.
— Точно, госпожа.
Конечно, в тот миг, когда Миэко и Чийомэ следили за Кунико, идущей среди слуг и артистов, елейный голос заговорил тихо у уха Чийомэ.
— Госпожа Мочизуки, лорд Уэсуги шлет свое приветствие вам.
Чийомэ подавила дрожь.
— Куротачи. Рада видеть.
— Госпожа, — человечек коснулся головой пола. — Лорд Уэсуги хочет знать, может ли он прийти к вам после пира?
Чийомэ представила Куротачи и его лорда. Оба бились на полу, словно рыбы. Она подавила улыбку.
— О, Куротачи, такой старой вдове, как я, требуется отдых.
— Но, госпожа…
— Нет, Куротачи, я не хочу видеть этой ночью лорда Уэсуги.
«Ни этой ночью. Ни любой другой».
— Госпожа, — он снова коснулся лбом пола и ушел.
Чийомэ вздохнула и подняла чашку.
Миэко наполнила ее.
— Если госпожа пожелает, я могу достать фугу раньше, чем подадут последние блюда.
Чийомэ посмотрела на девушку.
— Моя слуга хочет разобраться с настырным лордом и его настырным слугой?
Миэко скромно улыбнулась.
— Они мне не нравятся, госпожа. Хотя мне нельзя так думать.
— О, дорогуша, ты правильно думаешь. Очень правильно, — она уже чувствовала себя не так ужасно, как весь вечер, и сделала глоток отменного сакэ.
Кто-то во главе стола произносил речь. Может, читал стихотворение. На китайском.
Она опустила чашку, подошла Кунико и опустилась на колени.
— Ну?
— Девушка хочет попасть в Полную луну.
Кунико всегда говорила прямо.
— Да? И она знает, что это означает?
Кунико покачала головой.
— Вряд ли. Она сказала, что хочет стать мико. Я сказала ей прийти к вам позже.
— Вот как? — отчасти Чийомэ была раздражена. Когда этот вечер закончится? Чийомэ хотела принять горячую ванну и спать. Но Кунико никогда ее не подводила. Она нашла Акико и Хоши. — Думаешь, ее стоит принять в нашу… школу?
— Думаю, да, госпожа. Она сказала, что два года работала слугой во дворце, но что-то в ней… — Кунико нахмурилась. Воображение не было ее коньком. — Думаю, она будет хороша в работе.
— Отлично. Она назвала тебе свое имя?
— Фуюдори, госпожа, — Снежная птица.
— Интересно.
* * *
Когда Чийомэ и ее слуги вернулись в комнату, девушка уже была у двери.
— Госпожа Мочизуки, — сказала она и коснулась головой, что была белее, чем у Чийомэ, татами.
— Заходи, дитя, — прорычала Чийомэ, усталость и раздражение брали верх.
Они вошли, и Чийомэ пристально рассмотрела девушку. Она была на границе между девушкой и женщиной, может, чуть моложе, чем были Миэко и Кунико, когда Чийомэ их впервые встретила. Нежные розовые щеки странно сочетались с ее волосами, у нее был маленький рот и нос, но Чийомэ видела, как и Кунико, сталь внутри нее. Видела то, что было в черном взгляде девушки.
— Тебя зовут Фуюдори? — Миэко и Кунико принесли походный столик Чийомэ, а она осталась стоять.
Девушка снова низко поклонилась.
— Да, госпожа, — ее голос был высоким и мелодичным.
— Хочешь присоединиться к Полной луне?
— Да, госпожа.
— Что ты знаешь о моей школе?
— Один из слуг Такеда говорил о ней, госпожа, говорил, что вы подбираете сирот-девушек и учите их быть жрицами. Я… не хочу больше служить во дворце.
— Нет? Я думала, это неплохая работа.
Девушка опустила голову, качая ею.
— Это очень сложно… для девушки.
— Ясно.
— И я скучаю по горам. Я тоже из провинции Темного письма, чуть дальше Высокой долины.
— Недалеко от острова Междуречья, — было сложно произносить это название без горечи.
— Недалеко, госпожа, — красивое лицо девушки помрачнело.
— Как девушка, живущая в горах, попала в столицу?
Она покраснела.
— Я… мою деревню разрушили, госпожа. Семью убили. И тогда мои волосы… — она указала на свою голову, словно такого объяснения хватало, а так и было. — У меня было два варианта — идти к вам в долину или в город императора.
Кунико придвинула столик к ногам Чийомэ. Когда Чийомэ опустилась на колени, Миэко положила кисть, бумагу и чернила перед ней.
— И ты захотела служить богам, — сказала Чийомэ.
— Да, госпожа.
— Хмм. Умеешь танцевать или играть на чем-то?
— Немного играю на флейте, госпожа.
— Это лучше, чем могла бы сказать Миэко, так ведь, Миэко?