Я убедилась, что, для живущего в черной реальности самое лучшее (хотя в подобном случае слово «лучший» вообще неуместно) будет понять, что никогда ему не быть на одном уровне с нормальными людьми, каждый день его жизни будет вымученным, на любое пустяковое дело он будет затрачивать неоправданное количество энергии, да и самих пустяковых дел окажется намного больше чем стоящих. По ночам ему будут сниться кошмары, а днем он будет гнаться за окружающими, более удачливыми людьми, с надеждой, что когда-нибудь в будущем все измениться. Но вечером, в постели, когда звуки смолкнут, телевизор погаснет, перестанет, наконец, лживо твердить, что жизнь весела и приятна и даже в этой его собственной комнате, черная реальность покажет ему настоящего его…»
Сцена 10. Кошмар на Яву.
Наконец воспоминания решили оставить его. Под подушкой было душно, лоб и шея покрылись липкой испариной, пальцы, крепко сжимающие кончики наволочки тряслись, словно в лихорадке, за глубоким вдохом следовал дрожащий выдох – Йозеф понял, что ни одного мгновения не сможет больше прятаться под подушкой. Медленно, словно альпинист, карабкающийся на Эверест, он приподнялся на кровати, опираясь о стену. Резкий хлопок двери заставил его обернуться. Его руки снова задрожали, потирая глаза, он слез с кровати, и направился к двери, пододеяльник белым шлейфом увязался за ним. С комнатой что-то произошло, казалось плоскости, привычные нашему восприятию поменялись местами: вертикальные линии исказились, дверной косяк наклонился, оказавшись параллельно полу, наличники изогнулись, превратившись в некую ромбовидную фигуру. Йозеф зажмурился и закрыл руками уши, он явно чувствовал, как досчатый пол ожил под ним, еще немного и он сам скатится вниз, словно со склона горы. «Это видение, всего лишь видение…- повторял он про себя словно заклинание, Однако вскоре он лежал, уцепившись за край прикроватного коврика, при этом его пятки упирались о ножки кровати – если бы ни они, Йозеф неминуемо сполз бы вниз. Ведь внизу, вместо пола находилось окно, которое к тому же было открыто и размахивало форточкой, словно прожорливой пастью. Бездушное окно уже поглотило несколько вещей со шкафа, его ботинки и одежду. Йозеф был не слишком силен в физике, однако ему не составило труда понять, что если плоскость будет изменяться, а пол «упадет» в другую сторону, кровать разобьет стекло и сам Йозеф полетит вслед за своими ботинками. Мальчик продолжал упорно вглядываться в дверной проем, который теперь оказался на потолке. Он верил, что если ему удастся доползти до двери все закончиться: его вещи, кровать и он сам вернуться на место. Из коридора все еще доносился голос матери:
- Ну, разумеется пан Януш, Йозеф - единственный ребенок…что, сколько мне лет? Тридцать четыре. А…вы уверенны, что это имеет значение? Да, я понимаю, конечно, нет, нет, вы меня не смутили. Я знаю, что такое анамнез. Нет, мужа нет, мы развелись, пять лет уже, нет, он появляется иногда – мальчик к нему привязан. – Йозеф чувствовал, как ноги начинают соскальзывать, а палец занозил плетеный коврик. В таком положении он попытался встать на цыпочки и дотянуться до дверного косяка, но нет, бесполезно, - ему не хватало целого метра. «Как она может так мило болтать по телефону, когда здесь такое творится?» - возмущался он про себя. Неожиданно какая-то сила заставила его закричать, единственное, что он успел понять – голос был не его: «Мама, живот, мне больно!»
«Извините, доктор, я должна идти…да, сын, кажется, проснулся…»
-Йозеф! – Теперь голос мамы звучал совсем рядом, вот уже слышатся шаги. Теперь все наконец закончится. ОНА не посмеет ничего сделать, когда мама здесь, ни с ним, ни тем более с его комнатой. Дверной проем стал шире, еще через мгновение в темноте показались высокие шпильки:
- Почему ты на полу?
Прошло всего несколько минут, а от произошедшего в комнате остались лишь вязкие и мутные, словно высохший клей, воспоминания. Йозеф сидел на собственной кровати, пристыжено примкнувшей к стенке, и качал босыми ногами над ровным дощечка к дощечке полом. Последние приключения заставили его изрядно вспотеть - его намыли, укутали полотенцем и, усадив на кровать, снабдили горячим травяным чаем. Мама не задавала вопросов, Йозеф ничего не рассказал. Он знал, что она думает по этому поводу, разумеется, она считает, что он спятил. С ним часто такое случалось – со стороны это выглядело более чем странно, в такие мгновения мама всегда давала ему какое-то мерзкое лекарство или травяной чай, а еще оставляла его одного… в этой комнате.