— Как глупо, — пробормотала я. — Это так похоже на вас, мужчин, пренебрегать неизбежными логическими последствиями…
— Это гнусная клевета на наш пол, и я надеюсь доказать тебе, что, по крайней мере, ко мне она не относится, — сказал Джонатан, так взглянув на меня, что я зарделась от смущения.
— В конце концов все было благополучно уже несколько лет. Должно быть, она узнала о своем состоянии вначале лета, и после этого заговорщики впали в отчаяние. Попытка Клэра прибрать к рукам оставшуюся часть твоего состояния была поистине актом отчаяния. Понимаешь, ему нужны были деньги не для себя, а для нее. Если бы он смог предоставить ей солидное обеспечение за границей, она родила бы ребенка без скандала, выдавая себя за богатую вдову. У денег свои привилегии: люди не задают вопросы богатым.
— Я понимаю все, кроме одного — как они собирались продолжать эту комедию. Она же никогда не смогла бы привезти сюда ребенка. Клэр собирался или бросить ее, или отказаться от фамильных прав. Едва ли он мог сохранить и то и другое.
— Ты не понимаешь Клэра. В этом-то и состояла вся трудность: он не желал ни от чего отказываться. Он не мог оставить ее, он любил ее безрассудно, по-своему.
— А она его. Как сильно она должна была любить его, чтобы согласиться на такое! Я не чувствую к ней, Джонатан, никакого гнева, только жалость.
— Должно быть, она очень страдала, — согласился Джонатан. — Нам не следует очень горевать по ней: постигший ее такой ужасный конец был более милосерден, чем многие другие. Я уверен, она ничего не знала об опасности, грозившей твоей жизни, она никогда бы не согласилась на такое. Но постепенно до нее доходила правда, и это разрушило ее покой.
— А ребенок…
— Да, конечно! Клэр хотел ребенка. Его сын, ее сын, сын только этой женщины. Его признанный наследник, которому перейдут земли предков, — от этого он не мог отказаться. Все это можно было устроить. Никого бы не удивило, что безутешный вдовец отправляется за границу забыться. Так же естественно, что он посещает там старых друзей. Через пять-шесть лет барон Клэр возвратился бы домой со второй женой и ребенком, возраст которого можно было поправить на год или два. Его считали бы не по годам развитым ребенком.
— Да, год или два. — Чудовищность их намерений становилась для меня все более ясной. — Но не больше. Он должен был действовать быстро, Джонатан.
— Он действовал. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, как воспользоваться моим непрошеным присутствием. У нас было много возможностей наставить ему рога — он предоставил их нам. Но когда мы отказались, ему пришлось действовать напрямую.
— Та записка, — вспомнила я. Джонатан ничего не знал о ее существовании.
— Да, ты оказалась прозорливей и разгадала эту хитрость. Я не был настолько умен! Ты не догадываешься, почему я пришел к тебе этой ночью? И если бы я предусмотрительно не рассказал Дженкинсу и Тому о своих планах… — Он кивнул на догорающий дом.
— Слава Богу, что ты догадался. До воздаст им Бог за их храбрость и привязанность… Но ты не сказал, почему ты пришел сюда.
— Потому что сегодня вечером я нашел доказательство, которое искал. Они помогли мне найти его, теперь я знаю.
Мне следовало догадаться об этом раньше, уж слишком легко я обнаружил эти документы. Я проник в дом священника, когда стемнело, и эта улика лежала в шкатулке Флитвуда в его кабинете. Шкатулка даже не была заперта! Флитвуд никогда не оставил бы такую убийственную улику, если бы не хотел, чтобы я ее нашел. Несомненно, Клэр должен был снова припрятать ее сегодня ночью, избавившись от нас. Но это был вернейший способ заставить меня примчаться за тобой. После того как я узнал правду, о которой не смел и думать, я знал: ты в смертельной опасности, и получил свободу увезти тебя с собой.
— Не понимаю, откуда у тебя появились эти подозрения. Подобная мысль никогда бы не пришла мне в голову.
— В первый раз я подумал об этом в тот день, когда мы встретили ее на болоте. Я не мог не согласиться с твоей оценкой ее характера. И вдруг я подумал: «А что, если…» Вначале эта мысль казалась мне совершенно невозможной, но, чем больше я о ней думал, тем более правдоподобной она мне казалась. Она объяснила так много, даже то, почему Клэр избегал тебя. Эта странная мешанина принципиальности и злодейства была для него типичной.
— Дело было не только в принципиальности, — сказала я холодно. — Даже Клэр предвидел сложности, проистекающие из наличия двух законных наследников… Ох, Джонатан, не будь таким паинькой! Мне жалко Клэра, но думать о нем хорошо я не могу. Как же можно, если он намеревался убить меня? Он позволил тебе узнать правду, и, потому что ты ее узнал, ты должен был умереть. И я тоже, хотя он обманывал себя до последней минуты. Я не пережила бы этого «несчастного случая». Развод не был решением его проблемы, ему нужны были деньги, и немедленно.
— Да, думаю, Клэр не мог признаться даже себе, на что он шел. Если бы ты убилась насмерть, это был бы еще один «несчастный случай». «Бедная девочка, как ей не повезло, расшибла голову о камень». У него не было таких колебаний относительно меня; думаю, он охотно зарезал бы меня в любое время за последние несколько недель.
— И после этого оставить улику лежать без присмотра! Зачем же они вообще доверились бумаге?
— Ну, это было обязательным условием. Флитвуд настаивал на этом на случай смерти Клэра или его отказа.
— Интересно, что с ним будет?
— Он выживет, — угрюмо ответил Джонатан, — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы найти его, будь уверена. Его нельзя оставлять на свободе с такими способностями творить зло в сочетании с невинной внешностью и красноречием. Но у меня такое чувство, что он хитрее меня. Это вызовет такой скандал, Люси, если все выйдет наружу. Ты готова к этому?
— Да, конечно. Не бойся за меня, вряд ли сплетни причинят мне боль.
— По крайней мере, часть твоего состояния уцелела, — сказал Джонатан с наигранным оптимизмом. — Его недвижимая часть: шахты, заводы, фабрики…
— Это источник моих богатств? Эти изуродованные дети с заводов… Только подумать, я — причина их уродства! О, Джонатан, так много надо сделать. Ты ведь поможешь мне?
— Избавиться от этих ужасных фабрик?
— Нет, нет! Использовать их не во вред, а на пользу людям. Обучить взрослых мужчин, дать им работу вместо детей, укороченный рабочий день, бесплатные школы.
— Ты потратишь на это все свои доходы, — ответил Джонатан. — Вряд ли после этого я смогу взять тебя в жены.
— А здешняя деревня! Я помогу людям выкупить обратно их земли, они ведь отойдут теперь Короне? Новые дома…
— Думаю, тебе захочется отправиться в Оксфорд завершить свое образование, — предложил Джонатан. — Я готов бастовать вместе с тобой. Мы будем устраивать беспорядки и, возможно, нападем на Букингемский дворец.
— Не смейся.
— Я не смеюсь над тобой. Я просто думаю, достоин ли такой женщины, как ты. — Рука Джонатана напряглась. — Люси, ты теперь знаешь почти все. Я снял копию с того документа. Хочешь взглянуть на него?
Я протянула руку и застыла на месте, услышав протяжный глухой стон толпы. С громоподобным грохотом, взметнув фонтан огненных брызг, крыша обвалилась. Высокие печные трубы, словно отражаясь в ряби воды, заколыхались и рухнули в кипящее море огня. Мне показалось на мгновение, что я увидела… Но нет, это было всего лишь игрой воображения. При свете огня я взглянула на лист бумаги, который мне протянул Джонатан.
Я держала в руках копию брачного свидетельства о бракосочетании Эдварда Гросвенора, тогда еще не барона Клэра, и Шарлотты Флитвуд, подписанного его преподобием Джоном Флитвудом из прихода Святой Катерины Йорка.