- Боюсь, мне не совсем ясно, - вежливо сказал я. - Когда? Где?
- Да где угодно. И в любое время. А лучше всего теперь. С кем
ты?
Я поглядел вокруг довольно беспомощно, но с мужественно веселой улыбкой, рассчитанной на завоевание симпатий зрительного зала.
- Какая-то шутка, джентльмены? - спросил я наконец.
- Вовсе не шутка, - отрезал Чесатель прямо-таки злобно, но тут же взял себя в руки и принялся втолковывать терпеливо, словно умственно неразвитому ребенку: - Ну, вот я, до того как стал шерифом графства Даллас, был с электрокомпанией "Литтлтон и Ламар", а перед тем со "Шпионикой" Ханта, и так далее. Каждый техасец мужского пола, чего-то стоящий, всегда с той или иной компанией, если он не на государственной службе. А тогда он с правительством.
- Понимаю, - сказал я. - Ну, так я - в качестве актера-премьера - с труппой на паях "Сферический театр Ла-Круса".
- Служитель Мельпомены! - вскричал Ламар. - Моя дочь будет…
- На паях! - воскликнул Берлсон, грохнув своими золотыми, точно цимбалами. - То есть вы выпускаете акции, сертификаты…
- Ла Круса! - перекрыл его выжиматель черного цилиндра. - Так она ваша собственная? Но я точно знаю, что на Циркумлуне - сплошной коммунизм.
- Джентльмены! - Я вежливо понудил их умолкнуть, прибегнув к самому низкому регистру моего голоса, и торопливо объяснил: - Да, я актер шекспировского репертуара в невесомости. Термин "на паях" мы употребляем в старинном театральном смысле, означающем, что у каждого свое амплуа, хотя некоторые из нас заметно многостороннее, чем подразумевает это слово. Владелец же труппы - мой отец, хотя это по-своему кооператив и…
- Семейное предприятие, э?
- Да, - ответил я Черному Цилиндру. - И у нас в космосе существует собственность. Нередко частная. Если предметы и процессы никому не принадлежат и никем не ценятся, то кто о них позаботится, мистер..?
И вновь мой намек пропал втуне. На этот раз из-за последнего из полулежащих - владельца монокля. Все это время он пристально следил за мной, точно школьник, которому не терпится продекламировать стихи или показать фокус, непрерывно ерзал на своем ложе и так морщил лицо вдобавок к тику, что я каждый раз поражался, почему круглое стеклышко, превращавшее его левый глаз в совиный, не вылетает наружу.
Теперь, точно не в силах больше совладать с собой, он вскочил на ноги и кинулся в мою сторону, а облаченные в лиловое слуги ша-
рахнулись вправо и влево, очищая ему дорогу. Он остановился передо мной и, пригибаясь и выпрямляясь, обозрел мой экзоскелет. Его пальцы порхали над ним не прикасаясь. Последнее, возможно, потому, что я выпрямился и, сложив руки на груди, посмотрел на него неодобрительно.
- Я чрезвычайно интересуюсь… механизмами, - сказал он с увлечением, но конфиденциальным тоном, как человек, который сообщает вам: "Самобичевание меня заводит". - Особенно протезными. А также роботами. Прелесть, ну, прелесть! Скелет, творение Природы, воссозданный в металле с тысячами улучшений! Какие крохотные сервомоторчики и явно мощные! Какая экономичность в расположении батареек! Насколько я представляю себе, без этого бесподобного механизма вы были бы здесь… абсолютно беспомощным?
- Да, даже при одном лунаграве, не говоря уж о шести, - признался я, несколько расслабившись от его восклицаний. - Мистер…?
Однако он только продолжал рассыпаться в восторженных похвалах.
- И какой бесподобный двойник… вернее, симбиот, ваше собственное тело! Словно его специально создали именно для этого несравненного протеза, и никакого другого! Кости и металл в дивном слиянии, в гармонии…
Я окончательно почувствовал себя красавицей-невольницей, выставленной в полной наготе на всеобщее обозрение для продажи с аукциона. И, когда техасец попробовал обойти вокруг меня, я начал поворачиваться, чтобы все время оставаться к нему лицом. Он ускорил шаг и тут же метнулся в обратную сторону, но так и не сумел зайти мне за спину. Этот глупый балет все продолжался. Я принялся проделывать гимнастические движения - главным образом сгибать колени, вертеть головой и протягивать перед собой руки, только-только не задевая его щетинящуюся волосами макушку, но он даже глазом не повел, настолько я его заворожил. Мне стало ясно, что он должен быть немецкого происхождения: это объясняло и короткую стрижку, и монокль - непременные принадлежности театрального немца.
Губернатор Ламар, до этого момента совершенно поглощенный особенно трудной охотой за пылинкой, заподозрив ее наличие на левом плече возле воротника, теперь положил конец нашему нелепому па-де-де.
- Профессор Фаннинович! Удовлетворением научной любознательности можно будет заняться позднее, если наш гость даст согласие. Мистер Кристофер Крокетт Ла Крус, разрешите представить вам профессора Круппа Фанниновича, возглавляющего инженерный факультет Техасско-Далласского университета.
- Очень приятно! - заверил меня профессор с чувством, однако его глаза продолжали шарить по моему экзоскелету.
Взгляд губернатора начал скашиваться на правое плечо, но с видимым усилием он посмотрел перед собой и продолжил:
- Кроме того с вашего разрешения, сэр, вам хотят быть представлены Чапарраль Хьюстон Хант, главнокомандующий техасских вольных стрелков, и Большеногий Чарли Чейз, шериф Далласа. - Губернатор показал на Черного Цилиндрика и на Чесателя. - Но, мистер… или если вам угодно, сеньор Ла Крус, я бросил тень на свое гостеприимство. Я послал за моей дочерью, желая познакомить вас с ней, но раз она задержалась, не хотите ли раскинуться? - Он указал на пустое ложе поблизости. - И перекусить? Профессор, может быть, и вам будет удобнее опять раскинуться?