И дохнул на фигуру. Но ничего не произошло. Бог растерялся. Неужели он допустил какую-то ошибку? Или чары на большие фигуры не действуют? Он снова на нее дохнул - гораздо сильнее. Ему показалось, что фигура пошевелилась. Тогда он набрал побольше воздуха в грудь и подул изо всех сил. Дыхание его было ураганом, торнадо.
Фигура только плотнее натянула шляпу на голову, скрестила сапоги, заложила ладони за шею и захрапела, удобно лежа в горсти Бога.
Бог рассердился. Он набрал в грудь еще больше воздуха, надул щеки и обрушил на фигуру дыхание, более могучее, чем ураган из ураганов, сокрушающее, как взрывная волна атомной бомбы!
Фигура осталась спокойно лежать, но сдвинула шляпу, чтобы поля не закрывали лица, и, глядя прямо в глаза Богу, рявкнула: "На кого это ты плюешься, а?"
Смех, которым была встречена эта история, мне польстил. Даже Чапарраль Хьюстон Хант ухмыльнулся и хлопнул себя по колену.
Прежде чем смех затих, я сказал громко, обращаясь ко всем, но подчеркнуто глядя на Ламара:
- Так было при Сотворении, и так, видимо, это остается в великой стране, простирающейся от Никарагуа до Северо-западной территории. Да, кстати о ней: надеюсь, завтра вы мне поможете отправиться в Амарильо-Кучильо?
- Как скажешь, Черепуша! - К моему удивлению, воскликнул это шериф Чейз. - Да, в твоей истории мы, техасцы, описаны словно живые!
- Проси, чего хочешь, Черепуша! - И опять-таки, к моему удивлению, поддержал шерифа главнокомандующий Хант. - Как насчет сегодня? Хотя нам очень не хочется с тобой расставаться. Конечно, мы можем организовать прощальный прием.
- Лучше всего - завтра, - ответил я, думая о Л а Кукараче. - А что до прощального приема, благодарю вас ото всей души. Мой экзоскелет неутомим, но мой внутренний скелет и его оболочка этим свойством не обладают. Мне необходимо провести ночь в тихом и спокойном одиночестве.
Я старался создать ситуацию, которая позволила бы мне тайком вернуться к кладбищу.
И тут же я сообразил, что времени у меня, собственно, очень мало. Солнце уже закатилось, и до восхода луны оставалось всего два часа. Для обитателя окололунного пространства определять время по фазам Земли стало чуть ли не врожденным инстинктом. Земля - наши часы с ежемесячным заводом.
- Ну, надеюсь, не совсем в одиночестве, сеньор Ла Крус… Ха-ха-ха! Немец, поставленный посреди Германии - очень смешно! - добродушно прогудел профессор Фаннинович. - Я рассчитываю провести ночь возле вас, изучая ваш великолепный экзоскелет и, быть может, экспериментируя…
- Сеньор Ла Крус проведет ночь, как ему будет угодно, - властно перебил губернатор Ламар. - Первый закон гостеприимства - это внимание к…
Он умолк, поднялся на ноги и повернулся к грингодвери. Остальные последовали его примеру. Мне, чтобы увидеть, не надо было поворачиваться, но я вскочил со всей доступной мне быстротой.
После высадки на Терре я трижды испытал великий подъем духа. Причиной первого была Ла Кукарача, причиной второго - марихуана, а третьего - стройная величественная девушка перед нами.
Нет-нет, я ни на секунду не забыл Ла Кукарачу и по-прежнему твердо намеревался встретиться с ней на восходе луны. Но теперь я смотрел на озаренную серебристыми отблесками облаков не менее победительную чаровницу.
Почти одного роста со мной, сложенная как Юнона, она тем не менее в сравнении с техасцами мужского пола выглядела тоненькой. На ней было греческое одеяние из бледно-серебристого шелка, которое оставляло обнаженным значительную часть алебастровых пле-чей и груди, ниспадая изящными складками до пола. Даже на сцене я никогда ничего подобного не видел - без помощи тяготения расположить складки с таким классическим совершенством попросту невозможно.
Ее лицо в эту минуту было серьезным, мистически-таинственным и все же кокетливо-манящим. Не Афродита, но юная Афина или Артемида. В одной бледной руке она держала свиток с серебряными шишечками.
Ее белокурые волосы были уложены в высокую прическу. Голубые глаза под полумесяцами бровей смотрели прямо в мои. Второй раз на Терре я отдал свое сердце - что, по словам моего отца, молодому человеку следует делать как можно чаще, при условии, что он не будет срывать репетиции, путать реплики или опаздывать на выход.
- Сеньор Кристофер Ла Крус, - сказал губернатор Ламар, - я хочу представить вам мою милую дочь, высокородную Рейчел-Вей-чел Ламар. Душка, ты заставила себя ждать.
- Ш-ш-ш, папочка! - ответила богиня, морща несравненный нос в лукавой усмешке. - Чтобы приветствовать нашего гостя достойным образом, мне пришлось надеть костюм Дианы - это римская богиня луны, папочка… и потратить несколько минут на приветственное стихотворение. Сейчас я его прочту, если все вы, поэтические мужчины, согласны.
И даже не взглянув, согласны ли они, она тут же встала в позу (безнадежно любительскую, как я был вынужден признать, но тем более восхитительную) и продекламировала школьно-поставленным голосом, который иногда переходил в писк, а также прерывался от необходимости вздохнуть в наиболее неподходящих местах (но как же это все пленяло сердце!):
Видимо, она успела рассмотреть меня раньше - может быть, из окна верхнего этажа, как старинная принцесса, запертая в своей светлице. Декламация продолжалась: