И мы почти в полном молчании выкурили длинную сигарету, а за ней и еще одну. Я был им глубоко благодарен за этот жест. Он пролил бальзам на мои измученные нервы и уязвленное самолюбие. Слегка.
Однако, вопреки множеству ходячих историй, этот мягкий наркотик не толкает на вакхические оргии, разве что тех, кто только их и жаждет. А потому, сделав по последней затяжке, девочки встали, а я мрачно поднял руку в знак прощания.
В дверях они обернулись. Рейчел заявила:
- Черепуша, я не сомневаюсь, что говорю за нас обеих, и скажу, что работать в одной труппе с таким актером как ты - большая честь. И еще мы считаем, что для революции ты делаешь больше кого бы то ни было со времен Панчо Вильи, Сапаты и Сезара Шавеса. Мы знаем и о других твоих любезностях. Уроки владения голосом, которые ты даешь Эль Торо, хотя мы делаем вид, будто даже не подозреваем о них. То, как ты терпишь отца Франциска, и подыгрываешь Гучу, и справляешься с маньяком Фанниновичем. И - без шуточек об электрифицированных скелетах - как ты буквально забываешь о себе, чтобы сделать для спектакля все, что в твоих силах.
- Но в этом случае, конечно же… - Я не договорил и поглядел на них с неприкрытой жаждой.
Они медленно покачали головами и тихо затворили за собой дверь.
Она осталась затворенной.
И оставалась затворенной, когда первые проблески зари пробились сквозь пыль и паутину на окнах.
Утренний свет, кроме того, осветил мою жуткую физиономию в зеркале, покрытом бурыми пятнами старости, что вполне гармонировало с моим отражением в нем.
И я решил, что кончаю со всеми женщинами вообще.
Возможно, навсегда.
Даже с Идрис Макилрайт.
Люби она меня хотя бы капельку, так примчалась бы ко мне через холодные четверть миллиона миль при помощи самотелекинеза на цветочной энергии.
Все меняется непрерывно. И, слава Диане, когда так плохо, что дальше некуда, перемены всегда бывают к лучшему. На следующий день, восьмого спиндлтопа, мы дали великолепный спектакль в Ин-дианаполисе. Я мог бы десять раз выходить на вызовы, но Смерть скромна, Смерть - друг каждого человека, она сопутствует ему на протяжении всей жизни, напоминая, что нельзя тратить ни минуты зря, надо жить сполна. А если, когда жизнь кончается, у человека все-таки есть друг, этот друг - Смерть.
После нашего провала в Цинциннати, комитет прозрел и предоставил мне полную свободу и с новым сценарием, и с актерами, назначив меня режиссером.
В результате:
Отец Франциск с микрофоном на груди теперь мог произносить свои модернизированные забористые молитвы так, что его наконец-то слышали зрители.
Гучу все время находился в прожекторном луче, и его галлюциногенный бред подводил к истинно революционным выводам. Внушительнейший персонаж, который дарил Революции могучую поддержку Африки (его расы) и Азии (его религии).
Рейчел все-таки получила небольшую, но очень эффектную роль Супруги Смерти: перед тем как я отправлялся на Землю, напоминала мне, чтобы я берег здоровье, избегал простуд, питался вовремя и так далее. На ней был черный облегающий костюм с широкими символизирующими кости серебряными швами с наружной стороны рук и ног. Серебряные полосы очерчивали нижние ребра, но на груди завивались в две спирали. Узкие серебряные полоски очерчивали позвоночник, тазовый и плечевой пояса. Сверху Рейчел носила черный плащ, а ее платиновые волосы были заплетены в тугие косы и уложены в форме шлема.
За речью Эль Торо следовала более короткая, но и более забористая речь Розы. Я знал, что эта девчонка чертовски талантлива! На голове она носила красный фригийский колпак, из-под которого вырывались черные, волны волос, на ногах - красные сапожки, а по коротенькому красному платью были разбросаны черные кресты Иси-ды и неизвестные мне символы - круг с тремя черточками внутри, составляющими подобие буквы "У".
Затем, пока Эль Торо пел старинный вариант "Ла Кукарачи" с простодушными упоминаниями тараканов, марихуаны и мексиканских революционных традиций, Роза исполняла совсем уж залихватский танец. После чего Эль Торо запевал "Ла Муэрте Альта", я возвращался на сцену с Рейчел, и вскоре все зрители вскакивали на ноги и пели вместе с нами.
Если они и не затевали сразу беспорядков, то во всяком случае расходились в веселом бодром настроении, полные революционного энтузиазма, готовые постоять за себя.
Потом Эль Торо, у которого был неплохой, хотя абсолютно не-поставленный голос, попросил меня подготовить его для выступлений в опере. А что?
Разумеется, я позаботился о том, чтобы роли Розы и Рэйчел были скрупулезно равноценными, и выдерживал с ними строго профессиональный тон.
Отец Франциск и Эль Торо обосновали включение девушек в спектакль, объяснив мне, что тут, далеко на севере, южные предрассудки заметно слабеют. И действительно, низких техасцев и "застрявших" черных среди зрителей было не меньше, чем мексов.
Революционное радио сообщало о налетах вольных стрелков на Коламбус, Кливленд, Питтсбург. Мы улизнули на запад как раз вовремя.
На следующий вечер мы опять имели сногсшибательный успех. Было это в Чикаго, по большей части отстроенном заново, довольно большом городе к западу от Чикагской Бухты, где в результате сокрушающих бомбардировок колышутся воды озера Мичиган, и в их глубине грезят о былом проржавелые, все еще радиоактивные небоскребы.
Когда мы летели в Чикаго, я заметил на прозрачном пластике нашего веенвепа какие-то маленькие штампы, надписи в которых были выскреблены. Но я отыскал один, который стамеска пропустила, и увидел знакомые буквы русского алфавита: "Новая Москва, СССР". Мне даже почудилось, что я вернулся в Циркумлуну, которая упорно остается двуязычной.