Рядом с Тильдой Дара не стал бы держаться настороже. Отправляясь к ней в своем лучшем наряде, он, безусловно, намеревался соблазнить ее. Наверняка был излишне уверен в себе: один раз он с ней переспал, почему бы не закрепить свой успех? Поскольку во всем остальном ему сопутствовала неудача, красавчик Дара мог рассчитывать лишь на свою сексуальную неотразимость. Я представила, как он лежит на траве с закрытыми глазами, ожидая поцелуев. Представила, как Тильда смотрит на него, сознавая, что он испортил ей жизнь, но сам он этого никогда не поймет, никогда не будет мучиться угрызениями совести. Должно быть, она очень сильно ненавидела его в тот момент. Возможно, ударила его камнем или лопатой, брошенной кем-то из рабочих, восстанавливавших дамбу. Если удар был настолько сильным, что он потерял сознание, ей затем не составило труда скрутить его, как старую курицу, предназначенную для жарки, и затем замуровать в дамбе. Я представила, как она тащит его тело к береговому укреплению. Точно так же она тащила по поросшему травой польдеру труп немецкого солдата.
Разумеется, человек, с которым мне больше всего хотелось поговорить, для меня, к сожалению, был недосягаем. Я бы многое отдала за возможность побеседовать с Дарой Канаваном, растоптавшим чужие мечты, чужие надежды! Я снова посмотрела на его фотографию, произнесла его имя, но он, глядя на меня, лишь смеялся — беспечный, скрытный, интригующий даже в смерти.
Глава 14
— Что такое «половые сношения»? — спросила она. Ей это нужно было знать.
Он опешил. Мартин Деверу, стремившийся взять от жизни все, смотрел на нее в полнейшем изумлении.
— Что за черт, Кейтлин! Нашла что спрашивать!
— Не знаешь?
— Знаю, конечно.
— Тогда объясни.
Он прикрыл веки, так что в прорези глаз виднелись лишь нижние края серебристо-голубой радужной оболочки.
— Лучше я покажу.
— Ладно. — Она пожала плечами, кинула взгляд вокруг. — Где?
— Не здесь, — сказал он, покраснев. Они сидели в пабе. — Денег на то, чтобы снять номер, у меня нет. Придется в машине.
Они доехали до леса, Мартин свернул на грунтовую дорогу, тянувшуюся между деревьями. Они затряслись на ухабах, засыпанных медными опавшими листьями. Ветер срывал с деревьев последние листочки, кружившие в воздухе, будто обрывки полуобгоревшей бумаги. Лил дождь. Жирные капли стекали по голым сучьям и плюхались на ветровое стекло автомобиля. Мартин затормозил.
— Давай пересядем назад.
На заднем сиденье автомобиля, принадлежавшего отцу Мартина, Кейтлин расстегнула блузку, и Мартин взял в рот сосок девушки, целуя ее груди, тиская их ладонями. Она скучала: на прошлых свиданиях они занимались примерно тем же самым. Но потом он полез к ней под юбку, стал стягивать с нее трусики. Она оттолкнула его. Его шумное прерывистое дыхание, напряжение во взгляде, решимость в лице испугали ее.
— Ты же сама хотела, чтобы я показал, — произнес он.
И Кейтлин, проглотив смущение и страх, велела ему продолжать.
Она чувствовала себя неловко, лежа без трусиков, полуобнаженная, на заднем сиденье. Он стащил с себя брюки, трусы, и она, увидев его безобразный орган, вскрикнула, но он будто не слышал ее.
Слава богу, это длилось недолго. Он вонзился в нее прежде, чем она успела понять, что он делает. Было больно, она закричала на него, а он вдруг стал содрогаться, громко застонал, рухнул на нее и замер. Растерянная, сбитая с толку, она на мгновение подумала, что он умер. Ей представлялось, что она лежит так вечно, Мартин застрял в ней, они оба погребены под опавшими листьями. По ветровому стеклу стучал дождь.