В последний вечер отпуска Тильды они пекли блины на тесной кухне в доме Макса, по очереди наливая жидкое тесто на тяжелую чугунную сковороду.
— Теперь я переворачиваю, — сказала Мелисса.
Она подбросила блин на сковороде, но промахнулась, уронив его на край плиты, и тот медленно сполз на пол. Джош расхохотался.
Тильда, стоя у кухонного шкафа, протянула свой бокал Максу. Тот снова наполнил его вином.
— Пожалуй, мне хватит, а то не встану завтра. — Она посмотрела на измазанные в тесте плиту и пол. — Бедная твоя кухня, Макс.
На следующий день вместе с Джошем она уезжала из Сента на трехчасовом поезде. Макс забронировал для них билеты в спальном вагоне, чтобы они меньше устали в дороге. И сам за все заплатил, зная, что Тильда вряд ли взяла с собой много денег. На протяжении всех десяти дней ее пребывания во Франции он был исключительно любезен и учтив с ней. И куда только подевался прежний циничный, саркастичный Макс? В последние два дня ей порой казалось, что его гнев поутих.
Теперь Джош подбрасывал блин. Тот взлетел в воздух, перевернулся и опустился точно на сковородку.
Тильда захлопала в ладоши.
— Быть тебе поваром, Джош.
— Не. Я буду исследователем. Буду путешествовать по миру.
— Этим на жизнь не заработаешь, — презрительно сказала Мелисса.
— Заработаешь, правда, папа? Ты ведь тоже много путешествовал, да? И тетя Сара. А у тети Сары было много денег. Она хранила их под полом на кухне.
Макс вопросительно посмотрел на Тильду.
— Сара оставила мне с десяток соверенов, — объяснила Тильда. — Наверно, кто-то с ней ими расплатился. Кит де Пейвли продал их по моей просьбе.
— Мам, а твоя мама где жила?
У Тильды вдруг возникло такое чувство, будто она стоит на краю трясины.
— Еще блин есть? — быстро спросила она. — А то я умираю с голоду.
Джош налил жидкое тесто на сковородку.
— Ну ты и дурак. Тетя Сара и мамина мама жили в Саутэме. Они же были сестры. Ты что, не знал?
— А твой папа тоже там жил? — Джош перевернул блин.
И Тильда сразу представила Эдварда де Пейвли. В своем автомобиле, большом старом «бентли», в котором умерла Джосси, он едет по Саутэму. Куры и дети разбегаются в стороны, заслышав властный гудок его машины; селяне постарше в знак приветствия прикладываются к своим картузам. Это было меньше двадцати лет назад. А казалось, давным-давно, в другой жизни.
— Джош, сковородка, — предупредил Макс.
Жир на внешней стороне бортика сковородки загорелся, и почти в ту же секунду весь чугунный диск вспыхнул прозрачным оранжевым пламенем. Мелисса взвизгнула. Тильда схватила кувшин с водой и вылила его на сковородку, плиту и Джоша. Макс, быстро шагнув к плите, бросил на конфорку влажное кухонное полотенце. Пламя зашипело и погасло. Джош, мокрый с головы до ног, стоял в луже воды.
— Пропал мой блин.
Тильда беспомощно рассмеялась.
Позже, после ужина, Макс проводил ее до гостиницы. Было темно, их окружало звенящее безмолвие. Она вспомнила, как они шли этой же дорогой в первый вечер ее пребывания во Франции. С тех пор между ними многое изменилось. Ледяная учтивость исчезла: Макс тоже смеялся над Джошем, они ненадолго вновь стали семьей.
Они шли молча. Тильда подозревала, что Макс, как и она сама, не хотел нарушать хрупкое перемирие.
— Когда-нибудь ты все же должна рассказать им о своем отце, — наконец произнес Макс. — Они уже большие, у них возникают резонные вопросы.
— Как ты себе это представляешь? — сердито отозвалась Тильда.
В сиянии звезд виднелись очертания извилистой дороги и силуэты зданий на окраине деревни.
— Так или иначе они все равно узнают, — сказал Макс. — Ты же узнала, Тильда.
Она вспомнила тот день, когда тетя Сара сообщила ей, что она является дочерью Эдварда де Пейвли. Вспомнила свой побег из Саутэма, щелканье ножниц, когда она остригала волосы в вагоне третьего класса.
— Нет, Макс, не могу, — категорично заявила она. — Как я скажу своим детям, что мой отец изнасиловал мою мать и упрятал ее в сумасшедший дом? Как я им это объясню? И Кейтлин… — Ее голос задрожал.
Они дошли до деревни. Их окружили стоявшие на площади липы, призрачно-серые в темноте. Тильда вспомнила, какими глазами смотрела на нее Кейтлин — с гневом и ненавистью во взгляде. Она приходилась Кейтлин тетей и была любовницей ее отца. Тильда ненавидела себя и за то и за другое.