Утром следующего дня, закрепив на волосах позеленевшую от времени черную шляпу с плоской тульей, Сара позвала Тильду со двора и сказала ей, что они идут в церковь. На изумленные протесты племянницы она не потрудилась ответить. Они идут на похороны мистера де Пейвли, и точка.
В церкви Сара смело повела Тильду по проходу вперед. Селяне в изумлении таращились на них. Среди них были люди, которые много лет назад даже пальцем не пошевелили, чтобы помочь Деборе. Сара села в третьем ряду, за содержателем паба и его женой. Она не любила церкви. Бог на небесах, в море, на лугах, а не заперт в темных холодных каменных зданиях. Она сидела прямо, не обращая внимания на любопытные взгляды жителей деревни. При появлении викария все встали. Когда перед алтарем поставили гроб, Сара засмеялась. Тильда дернула тетю за рукав. Сара попыталась сделать вид, что ее одолевает кашель.
Глядя на скамью, отведенную для важных особ, Сара с презрением думала, что де Пейвли — хилый, ничтожный народишко. Кристофер де Пейвли в свои пятьдесят с небольшим был высоким, костлявым, сутулым, бледным как смерть, с редеющими волосами. Его сын — фактически копия своего отца, только волосы чуть светлее и ростом пониже. О внешности Джосселин де Пейвли судить было трудно, так как ее скрывали уродливый черный плащ, вуаль и шляпка.
Правда, когда все прихожане высыпали на погост, ветер поднял вуаль с лица Джосселин, открыв посторонним взорам ее черты — круглое лицо, карие глаза, вьющиеся каштановые волосы, падающие на черный бархатный воротник. Совсем не красавица в отличие от другой дочери Эдварда де Пейвли, той, что сейчас стояла рядом с Сарой в выцветшем хлопчатобумажном платье, пережившем уже три лета, и кардигане, который Сара сама связала для нее. Сара напомнила себе, что Эдварда де Пейвли больше нет в живых и Дебора наконец-то может упокоиться с миром. Осталось только отомстить за ее дочь. «Джосселин де Пейвли, — думала Сара, — живет как в сказке. Ей не приходится заботиться о хлебе насущном, у нее толпа слуг». Когда гроб опустили в могилу, у Сары от жгучей ярости закружилась голова.
Потом все было кончено; все, кто был на похоронах, покинули кладбище и вышли на улицу. Сара находилась в нескольких шагах от Джосселин де Пейвли, когда девушка вдруг остановилась как вкопанная и застыла на месте.
Поначалу Сара не могла понять, что привлекло внимание мисс де Пейвли. Та стояла разинув рот, в вытаращенных глазах — жгучий блеск. Затем она увидела ирландца. Бездельник топтался у ворот Длинного дома. В этот день он приходил рубить дрова.
Джосселин де Пейвли смотрела на Дару Канавана. Сара никогда не видела такого откровенного желания в глазах женщины. На долю секунды ей стало почти жалко девушку. Потом она схватила Тильду за руку и решительно повела за собой по улице.
Тильда поздно вернулась домой из Или. Сара высматривала ее в окно, теребя занавеску. Заслышав жужжание велосипеда, она успокоилась и вновь принялась месить тесто на хлеб, скатывая и разминая его, выдавливая из него воздух своими сильными широкими ладонями. Тильда поставила на стол корзину. Сара заглянула в нее и спросила:
— А где чернила?
— Чернила?
— Я же несколько раз повторила, чтобы ты купила чернил. Мне нужно написать письма.
— Забыла. Прости, тетя Сара.
Глянув на племянницу, Сара была потрясена выражением головокружительного счастья на ее лице. Тильда налила в чашку воды из кувшина. Сара внимательно наблюдала за ней. Она хорошо знала племянницу, растила ее с малых лет. Ее лицо, всегда такое красивое, было затуманено. Оно изменилось, преобразилось.
«Его преобразила любовь», — интуитивно догадалась Сара. Тильда была влюблена.
Испачканными в муке руками Сара оперлась о стол. Нетрудно было предположить, кто является объектом любви Тильды. Мужчин Сара воспринимала в лучшем случае как досадное неудобство, в худшем — как проклятие. Но она понимала, что такой человек, как Дара Канаван, красивый, медоточивый, вполне способен очаровать девушку. Дара был молод, хорошо сложен, и его алчные зеленые глаза неотступно следовали за Тильдой. Их выражение напоминало Саре дворняжку, которую она однажды вытащила из капкана. Спасти собаку она не могла, раны были слишком глубоки, и она из милосердия просто отправила ее в мир иной. Туда же Сара охотно спровадила бы и Дару Канавана, правда безо всякого милосердия. Она была уверена, что он, если его не держать в узде, разобьет Тильде сердце.