— Если она умрет… — начал он и умолк, не в силах продолжать.
Джосси успокаивала, утешала его. Он стискивал ее, словно пытался позаимствовать у нее силы, и ее страх и отчаяние исчезли. Она поняла, что Дара никогда не бросит ее, потому что он никогда не покинет Кейтлин. И, глядя на больную дочку в кроватке, Джосси молилась, чтобы жар у нее спал. При этом она дышала ровно и глубоко, словно побуждая измученные легкие дочери следовать ее примеру.
На рассвете температура понизилась, и Кейтлин пошла на поправку. Через месяц, когда опасность для девочки миновала, Джосси устроила званый ужин. Пригласила Марджори Тейт с мужем, Тальботов, державших ферму к востоку от Кембриджа, и Гордонов.
— Славное угощение, Джосси, — сказала Марджори, когда на стол поставили жареного фазана, украшенного роскошными перьями. — Просто объеденье. Здесь всегда так вкусно кормят.
— Марку всегда надо держать, как ты считаешь, Эльза? — отвечала Джосси. — В конце концов, не так уж много нас здесь осталось — старинных дворянских семей. Многие поместья распроданы торгашам.
Эльза рассмеялась.
— По-моему, Джосси, у тебя слишком старомодные взгляды.
— Права собственности имеют большое значение. Нужно хранить то, чем владеешь по праву. Мне ненавистна сама мысль о том, что всем этим… — Джосси сделала широкий жест, как бы охватывая дом, поместье и самого Дару, сидящего напротив нее, — может пользоваться человек, не имеющий на то никакого права.
За столом воцарилось молчание. Джосси улыбнулась.
— Как ваша новая няня, Эльза? Хеймиш говорил, вам с трудом удалось найти подходящую женщину. Подбор прислуги, если не иметь опыта, дело непростое. — Джосси с радостью заметила, что Эльза боится ей отвечать.
— Последняя находка Эльзы просто ужас, верно, старушка? — Довольное лицо Хеймиша Гордона раскраснелось от вина. — Джон ее ненавидит. Постоянно изводит.
— Джон в сентябре пойдет в школу, — с гордостью сообщила Эльза.
— Тебе удалось устроить его в приличное место? Я могла бы, если нужно, замолвить за него словечко.
Джосси встретилась взглядом с Эльзой. Та хотела что-то сказать, но передумала, вновь плотно сжав губы. Дара взял бутылку кларета и, освежив бокалы мужчин, завел разговор об охоте. Ужин тянулся примерно до одиннадцати часов. Все было устроено так, чтобы произвести впечатление на гостей, продемонстрировать им возможности старинного богатства, но атмосферу портили мстительные подковырки возбужденной Джосси и страх униженной Эльзы. Дара много пил. Как обычно, он был внимателен к гостям, но его побелевшее лицо было непроницаемо и он не выпускал из руки бокал. Он явно догадался, чем вызвано столь неучтивое поведение жены. Гордоны попрощались первыми: Эльза силком утащила Хеймиша. Остальные две пары ушли через некоторое время после них.
— Ты вела себя оскорбительно… — сердито сказал Дара, когда они остались одни. — В чем дело?
И Джосси повернулась к нему.
— А то ты не знаешь!
Он побледнел еще сильнее, подошел к буфету, достал из ящичка сигару. Стоя спиной к жене, отрезал кончик сигары.
— Эльза Гордон — потаскуха, Дара.
Молчание. Потом:
— От потаскух тоже есть польза.
— Ты не можешь любить такую женщину, — стояла на своем Джосси.
Он обернулся к ней. Пламя свечей отбрасывало тень на его зеленые глаза, на его черты.
— Я не люблю Эльзу.
— Но спишь с ней.
Дара улыбнулся.
— Можно и так сказать. Хотя спать с ней мне еще не доводилось.
Она и так с трудом сохраняла спокойствие, но его слова окончательно лишили ее самообладания.
— Как ты мог, Дара? Ты причиняешь мне боль! Неужели сам этого не видишь?
Он моргнул.
— Я не хотел тебя обижать. Просто не думал об этом.
— Думал, я не буду возражать?
— Думал, что ты ничего не узнаешь. — Он нахмурился. — Впрочем, мне все равно, против ты или нет.
Джосси охнула, как будто он ее ударил. Она и не подозревала, что у нее хватит мужества задать свой следующий вопрос, но она все же спросила:
— Ты меня разлюбил?
Дара налил себе еще виски. По блеску его глаз она поняла, что он очень пьян.
— Разлюбил? — повторил он. — Я никогда не любил тебя, Джосси.
— Неправда! Любил! Я знаю, что любил! Ты влюбился в меня с первого взгляда… вспомни свое письмо!
— Письмо? — Он наморщил лоб. — A-а, то письмо. Я же говорил, что это не я его написал. Другой человек.