Роман бережно протянул ему собственный.
- Будьте здоровы!
Людвиг, не раздумывая, взял платок из рук врага, и едва уткнул в него свой нос, как ощутил невыносимый, удушающий запах одуванчикового сока и пыльцы.
Он вдруг понял, что все в этом классе: столы, стулья, стены и занавески были опрысканы этим отвратительным зельем.
Людвиг чихал и чихал, не в силах остановиться, забрызгивая стол и лежащие на нем тетради. Его бледное лицо усыпали красные пятна. Пенсне слетело. Все вокруг смеялись и перешептывались.
Наконец, кое-как справившись с припадком, Людвиг, яростно моргая, уставился на Романа и увидел перед собой лишь расплывающийся из-за слез мутный образ.
- Тварь! - проклокотал Людвиг.
Он ударил ученика наотмашь тыльной стороной руки. Роман схватился за нос.
Людвиг вскочил на ноги, несколько секунд, дико озираясь, топтался на месте, потом выбежал за дверь.
- И не возвращайтесь! - долетел до его слуха торжествующий крик Гарцева.
Он промчался вниз по лестнице, не видя никого вокруг и зачем-то прикрывая лицо рукой.
- Людвиг, что с вами?! - испуганно ахнула фрау Глобке.
Он выскочил из дверей школы, словно в забытье дошел до Шварцкольма, потом вернулся и забрал свои вещи. Больше его не видели.
Забвение
Сорванный ветром, пожелтевший лист ударился о стекло сухим конфетным фантиком.
Ида чувствовала осень так же, как человек, едва открыв по утру глаза, вдруг понимает, что заболел.
Она принимала осень. Но все же не могла не содрогаться от ее холодного дыхания и апатично-жестокого взгляда.
- А лето будто бы и не кончалось, - задумчиво промолвил Андрей, вылезая из машины и щуря глаза от солнца.
- А ты не чувствуешь?
- Что?
- Перемену во всем?
Андрей пожал плечами.
Спустя месяц после их отъезда дача снова выглядела грустной и покинутой. Ида почувствовала, как в сердце шевельнулась тоскливая иголочка, напоминая, что все хорошее уже позади: лето, купание в водохранилище, дальние прогулки в розовато-сизых закатных сумерках.
Иде вспомнился Бунин, который, наверное, как никто другой грустил об ушедшем лете. Вспомнились собственные детские стихи, написанные под впечатлением от его сладких осенних мук.
«Я должна полюбить осень», - думала Ида. - «Осень не смерть. Просто временное угасание».
- Ты как себя чувствуешь? - спросил Андрей.
- Нормально. Только в голове туман.
На следующее утро Ида отправилась гулять одна. Было чуть прохладно, зато сухо и солнечно. Небо стало высоким и прозрачным, пропуская сквозь себя безжизненный холод далекой вселенной. Зелень лугов пожухла. Прежде высокая трава уже покоилась в стогах. Кроны деревьев, все еще здоровые и полные сил, печально поникли, готовясь к скорому неизбежному увяданию. Кое-где уже проступали, словно седина в волосах, золотистые крапины. Алела рябина.
Ида шла по дороге, хрустя кисловатым яблоком, которое сорвала с чужой ветки над ничейной землей.
Ида никогда не считала себя меланхоличной натурой. Напротив, ей казалось, что она как немногие умеет быть хозяйкой своему настроению. Но сейчас Ида грустила. У нее было чувство, будто мир вокруг иссякает, убегает от нее, как песок сквозь пальцы. Не только лето - вся жизнь. После того случая в Праге, после того, как Андрей впервые накричал на нее, в сердце Иды что-то неуловимо пошатнулось. Она не могла объяснить себе, что именно.
«Может все дело в осенней тревоге?»
Ида вспомнила, как в институте профессор рассказывал о генетической памяти, которая с первобытных времен тревожит душу человека осенью, зовя его перебираться на юг.
Дойдя до далекого перекрестка, Ида направилась через скошенный луг куда глаза глядят. И вновь кругом не было ни души. Даже птицы и те как будто условились прекратить свои рулады до весны. Одиноко и глухо стрекотали доживающие свой век кобылки.
Ида приблизилась к огромному стогу и, раскопав сухое шуршащее сено, уселась в него, как в мягкое кресло. Над головой повисла бездонная, утратившая тепло голубая даль. Наушники что-то пели - что-то скучное и совсем не трогающее. Ида выключила музыку. Сняла с пальца серебряный перстень, принялась изучать его.
Ей казалось, она должна принять какое-то решение.
«Лето не может закончиться...» - думала Ида. - «Оно только началось. И счастье не должно заканчиваться, пока мы живы! Почему? Потому что... потому что так правильно».
Она подумала, что в основе всех религий лежит абсурд. Ведь никакой логикой нельзя объяснить безумный, обманчивый, не поддающийся осмыслению мир. Мир, где счастью - тому из чего должно состоять каждое мгновение человеческой жизни отведено так мало места.