Ида шла, тихо напевая что-то из «Отверженных» и мягко касаясь подошвами кроссовок сверкающей на солнце плитки.
По мере того, как она приближалась к Москве-реке, людей вокруг становилось меньше. Это было на удивление безлюдное для центра Москвы место - мало кому приходило в голову ходить там, где не останавливается пассажирский автобус и нет удобно расположенных станций метро.
Ида вдруг заметила, что идет совсем одна, в компании бесконечно летящих куда-то, сверкающих машин, среди величественных глыб под девственно синим куполом неба. Лишь возле моста одинокими муравьями сновали дорожные строители. Иде казалось, она попала в какой-то футуристический мир, вроде тех, что любили рисовать художники-мечтатели на заре советской эпохи. Явь вдали, окутанная сухой дымкой, напоминала пустынный мираж. Из-за палящего света еще одна сталинская высотка и возвышающиеся за нею стеклянные башни сливались в один плоский, будто нанесенный на огромное стекло рисунок.
Ида вспомнила, как ровно год назад вышла погулять на Киевской и ни с того ни с сего решила вдруг добраться до небоскребов самыми дикими, нехожеными тропами. Как шла по пустынной набережной мимо тоскливо-величественной громады-ТЭЦ с высокими хмурыми окнами и серебристыми змеями каких-то странных, ползущих по земле труб. Как забралась по ступенькам на автомобильный мост и продолжала путь по эстакаде, прижимаясь к краю, чтобы не попасть под мчащиеся колеса. Тогда был примерно такой же теплый и ясный день, только дело близилось к вечеру. Москва выглядела прекрасным, но безжизненным нагромождением бетона, асфальта и стекла с яркими участками зелени и красочными полотнами рекламных щитов. Это было царство неудержимых автомобилей. Из людей Ида лишь пару раз видела работников стоявших в отдалении автомоек, похожих на безгласных одиноких зомби. Потом, спустившись наконец вниз и не найдя лучшей дороги, Ида поднялась уже на железнодорожный мост и двинулась вдоль сверкающих рельсов, которые привели ее в какое-то мрачное подобие ущелья - царство пустых, словно застывших вне времени пассажирских вагонов, яростно размалеванных заборов и ржавых ворот. Там ей тоже не встретилось ни души, кроме кучки бездомных, совсем не злых собак. Потом она пролезла на закрытую стройплощадку, бесшумно проскользнула мимо усталых рабочих из Средней Азии с черными от пыли и щетины лицами. С трудом вскарабкалась на четвереньках по крутому песчаному откосу и в перепачканных штанах, с ботинками, полными песка, неожиданно для себя очутилась на Кутузовском проспекте. Тогда Иде впервые открылся город без людей, и это было здорово, правда немного жутковато.
Андрей ничего не сказал Иде, когда та с виноватым видом открыла дверь и, бросив рюкзачок на заднее сидение, села рядом.
- Не сердись! Я же не знала, что ты будешь так скоро.
- Двадцать минут, - пожал плечами Андрей. - Как обычно. А я тебя жду уже где-то час.
- Ну не час.
Ида подергала его за ухо.
- Ладно, ворчун, поехали.
Андрей благосклонно улыбнулся и завел двигатель.
Принадлежавший отцу Андрея бегемотообразный внедорожник, ласково рыча, несся по волнам автомобильной реки, уносившей его все дальше от города. Бесконечной вереницей бежали золотистые стволы сосен и тонкие гнутые березки. Всюду играла и светилась зеленая, полупрозрачная, только что вылупившаяся из почек жизнь.
Ида смотрела на блестящие спины горделивых машин, казавшихся ей какими-то невероятными металлическими животными, на загорающую под солнцем гладь шоссе, похожую на бегущую серую ленту без начала и конца. Над головой пролетали стеклянные трубы надземных переходов. Впереди удивительно медленно ползла среди облаков какая-то светлая точка: ни то самолет, ни то вертолет.
Ида спросила, что это, но из-за жужжащих наушников сама не расслышала своего голоса, не говоря уж об ответе Андрея. Андрей выдернул из ее уха затычку.
- Самолет.
- А почему не НЛО?
- Не знаю... Их обычно видят ночью.
- А может, они летают и днем, просто мы их не замечаем, принимая за самолеты?
Андрей пожал плечами.
Они ехали все дальше, не думая остановиться или свернуть с шоссе. Кроме встречавшихся порой на пути мимолетных пробок ничто не нарушало идиллию движения. Дорога продолжала бежать под колеса, мелькая крохотными блестками камешков. Леса, луга и деревни сменяли друг друга как кадры диафильма.