Задний мотоцикл, первые несколько секунд стоявший в недоумении, разразился яростной пальбой. Он стрелял в сторону Мицкевича и Лугового. Прочесать пулями все пространство мешал вставший на пути начальственный «Мерседес». Из «Мерседеса» выскочили двое. Один метнулся в кювет. Второй полез дальше в заросли, в панике не заметив, что бежит прямо на Георгия. Георгий всадил в него веер пуль.
«Моргенштерн?»
Мотоцикл подал назад и заглох. Повернул пулемет и начал безостановочно сечь в сторону Георгия и Романа. Земля вдруг сама-собой оказалась под носом. С неба посыпались щепки. Пули взрывали древесину, щелкали по камням с рикошетирующим фырчащим визгом.
Захотелось вжаться в землю, вгрызться в нее, закопаться туда как крот.
Время застыло. Он бил и бил, как дьявольский барабанщик, исполняющий дробь на барабанных перепонках. Страшная пила методично ходила вправо-влево, как коса смерти. Ствол конвульсивно трясся. Белый язык извивался и отплясывал под дикое смешение звуков.
«Где наши?! Где?! Почему замолчали?! Я один!»
Лента оборвалась. Во внезапной тишине было слышно, как водитель, отчаянно бьет ногой по стартеру.
Мотоцикл взревел, сорвался с места и молнией полетел вперед мимо разгромленной колонны, подскакивая на колдобинах.
Георгий вдруг понял, что все закончилось. Схватка длилась чуть дольше минуты. Лежавший за «кюбельвагеном» немец молчал, уткнувшись лицом в дорожную пыль. Из кювета бессмысленно торчал сапог водителя «Мерседеса». Все были мертвы, кроме двоих, которые сбежали на мотоцикле.
Георгий вспомнил про брата и в ужасе обернулся. Он уже был готов увидеть истерзанный в клочья труп, когда лежавший неподалеку Роман спокойно взглянул на него и начал перезаряжать автомат.
Георгий чуть не рассмеялся от счастья:
«Не один!»
Его почти не волновала судьба Лугового и Мицкевича. Все же, когда на той стороне дороги зашевелились кусты, Георгий ощутил прилив бодрости.
Все были живы. Лишь Луговому, судя по походке, слегка зацепило ногу.
Георгий отряхнул с волос древесный сор. Его глаза наткнулись на тело убитого им только что нациста.
Это был точно не Моргенштерн. Даже не офицер высокого ранга.
- Все целы? - прохрипел Луговой, осторожно выбираясь на дорогу.
- Вашу мать, почему не загасили пулемет, пока стоял?! - заорал Роман. - Он к вам спиной был!
Георгий перевел взгляд на «Мерседес». Теперь он был похож на жалкую подстреленную ворону: изрешеченный пулями, с беспомощно распахнутыми дверьми и валящим из-под капота белым паром. Внутри не было трупов. В машине никто не ехал, кроме тех погибших в кювете.
«Моргенштерн, ясновидящая, личный охранник... Где они?»
Жуткая догадка ослепила его.
- Не-ет... - испуганно прошептал Георгий. - Нет... Суки... Мрази...
Новая пулеметная очередь прошлась по дороге, вздымая фонтаны песка.
Луговой взревел матом и бросился к Гарцевым. За ним, пригнувшись устремился Мицкевич.
Это был уже не мотоцикл. Со стороны аэродрома навстречу группе двигался громадный грязно-серый, тупой как металлический носорог бронетранспортер. Он был еще далеко, и стрелок бил короткими очередями.
- Валим! - крикнул Роман.
Это была ловушка. Никакого Моргенштерна в расстрелянной колонне не было.
Они бежали, как загнанные волки. На броневике и следовавших за ним грузовых машинах прибыла рота егерей в зеленой камуфляжной форме, вооруженных новейшими «штурмгеверами».
Гибель шла по пятам. Однако Роман применил последний имевшийся в рукаве магический козырь: заставил солдат преждевременно выскочить из машин. Пока немцы заходили в лес и рассыпались цепью, группа бежала все дальше, скользя по глине, ломая ветки, скатываясь в овраг и забирая в сторону, чтобы уйти от волны преследования.
Был ли минский агент предателем? Был ли Краузе под наблюдением у начальства? Могла ли ясновидящая все это время следить за ними глазами подвластной ей лесной птицы, так подозрительно метавшейся туда-сюда? Все это уже не имело никакого значения. Операция провалилась. Теперь куда бы они не пошли, им была уготована только одна судьба.
Даша
Леонид Ефимович Зарицкий преподаватель истории отечественной литературы, истории журналистики и к тому же славянского фольклора привычно мерил аудиторию черепашьими шагами, многозначительно поднимал брови, собирая на лбу бесчисленные складки, иногда вяло вздымал вверх морщинистый палец и проникновенно-ироничным тоном сказочника рассказывал про знакомых каждому с детства, но никем никогда не виданных существ.