Она в мыслях попросила у Андрея прощения.
«Свои»
Солнце. Майская жара. Все радостно горит и плавится перед глазами. Георгий стоит на перроне. Ему уже восемнадцать лет. Рядом отец. Злится, что Роман куда-то пропал, а поезд вот-вот прибудет.
- А ваши газеты у нас ничего, кроме голода не видят! - презрительно бубнит Вайнштейн, зажигая трубку. - Как всегда! Нет же, чтоб про наши стройки рассказать! Предельно простая картина мира - вот залог покорности немецкого обывателя, склоненного над корытом мещанских интересов.
В толпе появляется Роман с бутылкой минералки и журналами. Жмурится от солнца, скаля зубы. Живой!
Георгий ловит сбоку чей-то взгляд. Худой горбоносый господин с седыми волосами, умиляясь, смотрит на Георгия и вдруг весело подмигивает ему колючим глазом, щерясь половиной рта.
- Иди за воронами!
Вокруг почему-то начинает темнеть. Вместо солнца теперь сияет мертвая световая ракета.
Роман падает и тонет во тьме.
Он открыл глаза, еще не до конца уверенный, что проснулся.
Вокруг стояла предрассветная темень. Холодный ветер недобро шелестел в ветвях и забирался под одежду.
«Решено!» - думал Георгий, растирая грязными ладонями лицо. - «Сегодня выхожу из леса! Проберусь в деревню, достану ботинки, чистые тряпки... и в город! В лесу, как ни крути, смерть, а там - мы еще посмотрим».
Он двинулся в путь. Сбитые ноги саднило, желудок ныл, назойливо болел сорванный ноготь.
Он шел неспешно, шаря взглядом по кустам, и гадая, какие сюрпризы ждут его на выходе из леса. Полумгла потихоньку рассеивалась. Начинали щебетать редкие птицы.
Идя через заросли высокой крапивы, привыкший к бредовым иллюзиям чащи, Георгий не сразу осознал, что впереди сквозь паутину сухих ветвей проступает человеческая фигура.
Он машинально присел, получив крапивную пощечину, стиснул зубы, ища за поясом отсутствующий пистолет. Он еще сам толком не знал, чего боится. Это мог быть кто угодно. Но...
«Почему он такой здоровый?!» - ошалело подумал Георгий.
Стоявший перед ним незнакомец был почти три метра ростом. Если он, конечно, стоял, а не висел над землей.
Георгий выругался и, готовый ко всему, стал как можно тише обходить силуэт стороной. Темная фигура продолжала неподвижно и страшно проглядывать из-за ветвей.
В какой-то момент он различил плывущие в воздухе босые ступни. Пригляделся, втянул носом и невольно издал хриплое подобие смешка.
«Нервы...»
На толстом суку, склонив на бок серую разбитую голову, висел повешенный.
Георгий медленно подошел к покойнику, оглядывая его со всех сторон и стараясь не вдыхать запах.
Судя по одежде, крестьянин. Ничего полезного. Даже ботинок нет. Кто его повесил и за что?
«Немцы на публике вешать любят», - подумал Георгий.
Невольно представил на веревке самого себя и, передернувшись, пошел дальше.
Через полчаса он уже брел вдоль узкой, ползущей через глушь дороги. Лес все не кончался. Через несколько часов, должно быть, к полудню Георгий впервые увидел на дороге человека. Низенькая телега, запряженная дряхлой кобылой, стояла от него метрах в двадцати. Рядом на обочине справлял малую нужду какой-то плюгавый мужик в кривоухой ушанке и стоптанных сапогах.
Решение пришло сразу.
Георгий подкрался к незнакомцу со спины, схватил его за шею, повалил на телегу и начал душить.
- Сапоги давай!
Мужичок затрясся и, даже не пытаясь сопротивляться, захрипел и начал синеть. До Георгия дошло, что он давит слишком сильно.
- Сапоги! И хлеб!
- Есть, есть у меня сапоги! - откашлявшись, пролопотал мужик, пуча круглые глаза. - И хлеб есть! Поедем ко мне, все отдам!
- Куда? - еще свирепее прорычал Георгий.
- Н-на мельню. Близко тут! Километр всего!
Сапоги у незнакомца были старые, худые, возможно еще заставшие гражданскую войну. К тому же маломерки.
- А что, есть получше?
- Есть! И одежда есть! И хлеб!
- Ладно, поехали! И тихо чтоб, а то убью!
Он сел в телегу на мешки с зерном. Мельник хлестнул лошадь вожжами, и та смиренно потащилась по дороге, еле шевеля копытами.
Мельник сидел, вжав голову в плечи, словно каждую секунду ждал удара ножом.
Чтоб его ободрить Георгий спросил:
- А че тут по дороге никто не ездит?
- Так и нет тут никого, кроме нас, - озираясь промямлил мельник. - Только я, да Санки. До войны иногда фельдшер и полномочный бывало проедут. А как мосток сгорел, так и нет тут никого.
- Санки - это кто? - не понял Георгий.
- Кобыла моя. Она ж еще жеребенком санки возила. Санки-санки! Вот и решила, дура, что звать ее так.
Георгий усмехнулся краем рта.
- А ты чего, в полицаях состоишь?