- Где взял обутку?
Георгий понял, что про «своих» можно забыть.
Едва он открыл рот, как бородатый сухо приказал встать. Его обыскали, забрав все, что было в карманах. Связали руки, и как теленка привязали к лысому.
- Пайшоу! Тузанешся - забъем!
- Эх дядя! Кто ж на поляне средь бела дня спать ложится, а? - с ласковой укоризной шепнул на ухо парень.
Георгий шагал по лесу, слушая за спиной пустяковый разговор партизан и мрачно прикидывая свои шансы спастись.
Все зависит от командира. От командира и от внешней обстановки. Теперь, когда повсюду пылали деревни, когда немцы устраивали партизанам изнурительные блокады и засылали в их ряды умелых лазутчиков ни на какое понимание рассчитывать не приходилось. Радовало хотя бы то, что поймали его совершенно по-дурацки, словно в комедии.
«Деревенского олуха я уже сыграл», - подумал Георгий и тут же вспомнил про дексиаскоп, который вместе с остальным добром лежал теперь в подсумке у бородатого.
«Все...», - ехидно простонал внутренний голос. - «Теперь не отвертишься!»
От отчаяния Георгий, забыл, что идет. Ствол винтовки сердито боднул его в спину.
Они шли два дня. Георгий еле волочил ноги, когда впереди среди редеющего леса проступили очертания становища.
В лагере было не так много народу, как ожидал Георгий. Даже совсем немного.
Темнели норы покинутых землянок, торчали пустые шалаши. Мужчины (в основном немолодые или перебинтованные) сидели без дела. Кто-то чистил оружие, кто-то колол дрова. Женщины хлопотали вокруг белья. Огромный котел распространял по лагерю сытный дух, от которого у Георгия мутилось в мозгу. Где-то хныкал грудной ребенок.
Пройдя мимо худотелой, щиплющей траву коровы, конвоиры подвели Георгия к самой маленькой и убогой землянке в лагере, дверью напоминавшей нужник.
- Хто там? - спросил бородач стоявшего у двери рябого мальчишку с бестолковыми глазенками.
- А-а Русак.
- Выпусци! У нас цяпер важны госць!
- Приказу няма, - пожал плечами паренек.
- Я табе што сказау!
После недолгих препирательств дверь открылась, и из землянки выполз, жмурясь от света, какой-то бледный побитый тип.
- Усе, идзи, идзи... до кухни идзи! - велел главный Русаку и, взяв Георгия за шиворот, втолкнул в дверь. - Пасядзишь тут, пакуль начальства не вернецца!
Георгий мысленно сломал ему нос.
Он просидел в грязной землянке остаток дня. Без сна пролежал ночь.
Стороживший выход рябой паренек наотрез отказывался вступать с ним разговор и только посылал матом.
- Ты фантазию, фантазию включай! - бесился Георгий. - Учись фразу завернуть! На одном ...е далеко не ускачешь!
Мальчишка сплевывал и с равнодушием машины посылал заново.
Вечером второго дня лагерь оживился. Георгий не видел, что происходит, но, судя по веселому многоголосому шуму, командир наконец-то вернулся со своим войском. Ржали лошади, гремели повозки, позвякивало выгружаемое снаряжение.
- Командир вернулся, что ль? - как бы невзначай спросил Георгий караульного, прильнув к дверной щели.
- Вернулся, - ответил за дверью чей-то новый взрослый голос.
В озаренных костром сумерках по-домашнему заиграла гармонь. Запели.
Потом, вроде бы какой-то удалой поэт, бесцеремонно в манере Маяковского потребовал внимания, и, кажется, получил согласие командира.
Наступила тишина. До Георгия донеслись зычные строки:
В сумрачной лесной глуши
Немцы шли вдали от дома.
Клочьями висела форма,
И кусали больно вши.
Злой фельдфебель Дупельман
С рассеченною щекою
Обожженною рукою
Ветки старые ломал.
Следом четверо солдат,
Опустив угрюмо взгляд,
Колдыбали, спотыкаясь
И устало чертыхаясь.
Ни патронов, ни еды.
До своих шагать не близко.
Ночь подкатывает быстро
Сквозь деревья и кусты.
Загустела чернота,
Руку вытянешь - исчезнет.
Был бы хоть на небе месяц,
Так ведь нету ни черта...
Поэма рассказывала о том, как немцы ночью забрели в избу к Бабе-Яге, и та накормила их мухоморами, от которых у фашистов начались сумасшедшие видения.
Простенько состряпанные, но лихие стишата вызвали бурю смеха, замечаний и похвал. Георгий невольно усмехнулся, зная, что массовую галлюцинацию можно устроить безо всяких мухоморов.
- А что со мной-то? Скоро решат? - осторожно спросил Георгий, даже не надеясь получить внятный ответ.
- Утром, - зевнул караульный. - Наверно.
- Мне к смерти готовиться или как?
- А я почем знаю! Пугать не стану, успокаивать тоже. О тебе ж ничего еще доподлинно неизвестно.
- Недавно кто-то в этих местах эсэсовский конвой побил, - понизив голос как бы по секрету заговорил партизан. - Генерала хотели убить что ли... Теперь немцы нам покою не дают. Взъелись! Мины ставят. Только за эти три дня двенадцать человек потеряли. Мы ж на больших шишек не охотимся. У нас все больше каратели, полицаи, обозы.