— Дай-то Бог, — ответил Саша.
Еще несколько часов они разбирали папки с документами. Но ничего относящегося к Снегурочке больше не нашлось.
В конце дня Людмила Аркадьевна привела маленькую, похожую на учительницу женщину.
— Саша, это Татьяна Ермолова. Она работала с теми папками.
— Такая потеря для специалистов по Фаберже, — тихо произнесла мадам Ермолова. — Там было столько рисунков и эскизов. Некоторые вещи легко узнать, но большинство так и остались на бумаге. В основном это наброски цветочных композиций из камней, но попадались и эскизы серебряных изделий и маленьких безделушек.
— Вам что-нибудь особенно запомнилось?
— Хорошенькая шкатулка из бирюзы с канатиками по углам. Возможно, подарок для моряка. И еще эмалевая веточка душистого горошка. Из тех папок сохранился только один лист. Вот он.
Женщина вручила Саше лист бумаги с небольшими акварельными эскизами. Один из них сразу привлек его внимание — это была коса с вплетенной в нее красной лентой. В ушах у него зазвучал голос Лидии Крейн: «На ленте в волосах другая эмаль. Когда я видела фигурку в последний раз, лента была из красной матовой эмали. Очень необычная техника. Без гильотировки, как здесь. Ее, должно быть, меняли».
Саша внимательно посмотрел на ленту. Рисунок, как видно, принадлежал автору. Саша внимательнее всмотрелся в детали. Коса была совсем другая. Отличалась не только эмаль, но и сама лента. У Снегурочки коса лежала на спине и была завязана гильошированным бантом. На рисунке же лента вплетена в косу, как это было принято у русских крестьянок. Саша попытался объяснить разницу. Причин могло быть несколько. Возможно, от первоначальной идеи отказались из-за технических трудностей. Или же косу заменили на каком-то этапе, в чем Саша, правда, сомневался.
— Сашенька! С тобой все в порядке? Ты какой-то потерянный.
— Все нормально, Геннадий. Мадам Ермолова, можно мне сделать фотокопию вот этого уголка?
— Наши правила запрещают делать копии без ведома администрации, тем более для иностранцев. Мне нужно письменное разрешение директора.
— Татьяна, но ты ведь можешь делать копии для своего начальства? — вкрадчиво начала Людмила.
Татьяна утвердительно кивнула.
— Тогда сделай ее для меня. Она мне нужна для отчета о краже.
Улыбнувшись, Татьяна пошла к копировальному аппарату.
— Как видишь, Саша, мы никогда не нарушаем правила. Просто проявляем некоторую гибкость. Мне часто приходится посылать Татьяну за копиями. Вечно они куда-то деваются.
Вернувшись, Татьяна вручила Людмиле листок бумаги, и та демонстративно положила его на край своего стола.
— А сейчас мы, пожалуй, пойдем. Рабочий день у меня закончился, да и Татьяна достаточно уже нанервничалась сегодня. Геннадий, дорогой, я тебя не тороплю. О свете не беспокойся. Он выключится автоматически, когда ты будешь запирать дверь.
Обе женщины ушли. Геннадий тоже стал собираться.
— Не забудь свою копию, — напомнил он Саше. — Тебе сделали прямо-таки царский подарок. Ведь из-за этой бумажки они могут потерять работу.
Саша вложил не очень четкую копию в блокнот. Есть над чем подумать до ужина.
— Пожалуй, я вернусь в «Асторию» и немного отдохну, — сказал он. — Могу я пригласить вас на ужин или вы все же настаиваете на домашней вечеринке?
— И ты осмелился сомневаться в нашем гостеприимстве? Ждем тебя у нас и восемь часов.
Геннадий и его жена Леонида жили на Крестовском острове на берегу Финского залива. Когда-то остров принадлежал великому князю и на нем располагался Петербургский яхт-клуб. Во время блокады дворцы и клубные здания сильно пострадали. После войны на их месте был построен большой стадион, так что остров по-прежнему оставался местом отдыха горожан. От старой застройки сохранилась лишь небольшая церковь Святого Иоанна, возведенная изгнанными мальтийскими рыцарями в начале девятнадцатого века. Вокруг теснились современные жилые дома, где до начала девяностых счастливо обитали партийные боссы и академики. В одном из этих домов и жили Геннадий с Леонидой, с детьми Иваном и Натальей и собакой Мусей.
Саша поднялся по лестнице на третий этаж. С собой он прихватил две бутылки красного французского вина и дорогой коньяк из тех запасов, что хранились в его баре. Грех не взять, раз за все заплачено.
— Саша! Входи, входи! — приветствовала его Леонида, целуя на пороге. — Сто лет не виделись. Неужели два года? Быть не может. Раздевайся и давай сюда свои сумки.
Саша улыбнулся. Леонида родилась в Тбилиси и, как все грузинки, отличалась экспансивностью и необыкновенным гостеприимством. Она быстро впадала в гнев, но мгновенно остывала и заливалась смехом. Физик по профессии, она в то же время прекрасно играла на арфе.