Громкий звук чего-то упавшего на пол в коридоре заставил нас оторваться друг от друга.
— Может быть, тебе стоило сделать это раньше, — сказала я, восстанавливая дыхание и впервые за все эти дни ощущая невыразимо приятное тепло. — Когда я была живой.
Уилл улыбнулся, его щеки порозовели.
— Когда ты была живой, ты бы ударила меня за это.
— Да, верно. — Я соскользнула с кровати и обошла ее.
— Позволь мне пойти с тобой, — тихо попросил Уилл. — Я могу помочь.
Я покачала головой.
— И что потом? Я исчезну, а они обнаружат, что ты сбежал? Как думаешь, какие меры они предпримут в отношении тебя в следующий раз?
Он не ответил. Я насколько можно свободно привязала его свободную руку к кровати. Я была права, и он это знал.
Я улыбнулась Уиллу, видя его расплывчатым за застилавшими глаза слезами.
— Хочешь последний совет от проводника? Хотя ты все равно не послушаешься…
— Алона… — его голос надломился.
— Скажи своей маме правду. У твоего отца были причины держать это от нее в секрете, ладно, бог с ним, но чем все кончилось для него? Ничем хорошим. Ты ему ничего не должен, ты не обязан делать то, что делал он, только потому, что у вас одинаковый дар.
— А если она мне не поверит?
Я похлопала по ремню, охватывающему его запястье.
— Если не поверит, то хуже чем сейчас вряд ли уже будет, разве нет?
— Останься. Мы что-нибудь придумаем.
— Пожалуйста, не надо. Мне и так тяжело и страшно.
— Алона, пожалуйста, подожди! — Уилл забился в сдерживающих его ремнях.
Я распрямила плечи и улыбнулась ему своей самой широченной увидь-ее-через-все-футбольное-поле улыбкой.
— Не могу. Время на исходе. — Я коснулась его щеки, но отодвинулась прежде, чем он смог схватить меня рукой. — Я вернусь к тебе, если смогу. Если же нет… может быть увидимся когда-нибудь на той стороне.
Затем я прошла сквозь дверь, не давая ему возможности заставить меня передумать.
Глава 16
Уилл
В попытке освободиться я так сильно дергал руками, что кровать ходила ходуном, но лишь натер ремнями запястья. Ладно, Алона была права, говоря о последствиях, с которыми мне придется столкнуться, если я отсюда убегу, но неужели нужно было снова привязывать меня?
— Небольшие затруднения?
Маленькая девочка со светлыми косичками и в розовой полосатой пижаме, умершая в возрасте примерно десяти-одиннадцати лет, въехала в мою палату на кресле-каталке через приоткрытую дверь.
Я проигнорировал ее.
— Ой, да ладно, — сказала она. — Я знаю, что ты слышишь меня.
Она подкатилась ближе, но я отвернулся и уставился в потолок, сосредоточенно крутя запястьями в ремнях – правый, который Алона перестегивала, был гораздо свободнее левого.
— Я видела, как эта белокурая потаскушка и сквернословница покинула твою комнату. Так что я знаю, что ты можешь разговаривать с нами, — продолжала девочка.
Потаскушка? Я чуть не попался на ее крючок, но вовремя сдержался и не повернул к ней головы. Мы тут с Алоной кричали достаточно громко и долго, но если эта девочка и слышала крики, то не может быть стопроцентно уверена в том, что это были мы. «Мы». Забавно применять этот термин в отношении меня и ее Высочества Алоны Дэа. Но наш поцелуй…сколько бы я еще не прожил, никогда не забуду ее теплые и мягкие губы, отвечающие на движения моих губ, горячий шелк ее волос вокруг моих пальцев и вырвавшийся у нее короткий, еле слышимый стон удовольствия.
— Я должен выбраться отсюда, — пробормотал я.
Пока я лежу здесь сейчас, Алона может уходить в небытие.
— Я могу тебе помочь, — тут же вызвалась девочка. — Мне только нужно, чтобы ты выполнил мою просьбу. Я прошу о малости, правда.
Я подавил желание закатить глаза.
— Я знаю, ты сможешь сделать это. Слышала, как другие говорят о тебе. Если ты поможешь мне, — она пожала худенькими плечами, — может быть, я смогу помочь тебе.
В попытке избежать ее взгляда я уставился на свои джинсы, висящие на спинке кресла поверх другой моей одежды. Я собрал все листки с записями Алоны и положил в свой карман. В последние минуты седьмого урока, непосредственно перед тем, как зазвонила пожарная тревога, я даже написал часть письма деда Брюстера. Сначала я хотел тем самым показать Алоне, что слушаю ее (и что это на самом деле не изменит ситуацию деда), но начав, почувствовал, что делаю то, что должен. Возможно, она права. Пришло время перестать убегать. Но как? Как мне теперь кто-нибудь поверит?
— Ну, пожалуйста? — умоляла девочка, подкатив на коляске к моей постели.
В коридоре послышался голос мамы.
— …было абсолютно недопустимо, и ты ожидаешь, что я тебе после всего этого буду доверять? — спросила она.
— Клянусь тебе, Джулия, что написание романа никак не повлияет на лечение твоего сына.
Миллер. Алона была права.
— Не зови меня Джулией, — запретила мама. Я не слышал такого ее тона с тех пор, как умер отец.
— Хорошо, хорошо, — согласился Миллер, прикрывая досаду фальшиво-успокаивающим голосом. Этот урод даже скрыть свои эмоции не может.
— Мы должны выяснить, что с ним случилось. Запирать его – не решение вопроса, — твердо сказала мама.
— Не думай об этом в таком ключе, Джулия. С правильными лекарствами и интенсивной терапией… — Миллер ненадолго умолк, а потом продолжил: — Ты сможешь навещать его по воскресеньям.
О черт, только не это. Я дернулся в ремнях, сдирая с запястий кожу.
— Ну как знаешь. По-моему, ты не очень-то хочешь выбраться отсюда. — Призрачная девочка покатилась на кресле назад.
— Выбраться отсюда не проблема, — устало ответил я. — Проблема в том, как не загреметь сюда снова. И она не… потаскушка.
— Ха, я так и знала! — завизжала девочка от восторга.
Я поднял бровь.
— Что ты можешь слышать меня, — объяснила она.
— Милый, с кем ты разговариваешь? — вошла в палату мама.
Я колебался. На кончике языка вертелся миллион не раз сказанных лживых ответов. «Это было радио». «Я говорил сам с собой». «Я пел». «Повторял свою роль для пьесы». «Цитировал любимые фразы из «Охотников за привидениями». Лож на лжи и ложью погоняет. Я мог бы выдать ей любую из них, но слова не шли.
— Я не знаю, — произнес я, наконец, и посмотрел на девочку. — Как тебя зовут?
Глаза Миллера от радости чуть не вылезли из орбит. Мама же просто казалась какой-то… смирившейся и немного испуганной.
— Дорогой, это я, — сказала она. — Доктор Миллер тоже пришел тебя навестить.
Я не обращал на них внимания, не сводя взгляда с девочки.
Та пожала плечами.
— Сам роешь себе могилу. Меня зовут Сара. Сара Мари Холлигсфорд.
Я кивнул.
— Приятно познакомиться, Сара Мари Холлингсфорд.
— Нет, — выдохнула мама.
Подошел Миллер.
— У него очередной приступ. Уилл…
— Держись подальше от меня, — сказал я ему. — Мама, я в порядке. И всегда был в порядке. Я действительно могу видеть и говорить… — следующие слова никак нельзя было смягчить: — с мертвыми.
Она покачала головой.
— Ты опять об этом, Уильям. — Ее голос надломился.
— Да, опять и снова. Я просто бросил попытки убедить тебя в том, что говорю правду, потому что казалось – легче позволить тебе верить тому, во что ты хочешь. Так делал папа и так он велел делать мне.
Мама побледнела.
— Твой отец знал?
— Он был тем, кем являюсь я. Думаю, бабушка тоже была такой. — Я никогда не видел ее, потому что она умерла до моего рождения и не застряла в междумирье. Но в те редкие моменты, когда мне удавалось разговорить папу на эту тему, он упоминал, что получил свой «дар» от мамы.