— Так я же рассказываю! Так вот, значит, хутор, наши там берут молоко, сметану, всякое такое. То есть, Виктор Захарович и Нинель Фёдоровна. О-очень вкусно! Попробуй.
Василий Васильевич заказал стакан холодного молока — от хуторской коровы, — творог со сметаной, от неё же, и порцию кабачковых оладий.
— Ты их тоже ешь со сметаной, — посоветовала Мышь. — Они солёненькие, поджаристые, хрустят! Со сметаной в самый раз.
— Приехал новый гость, — проинформировал ее Василий Васильевич, намазывая на багет сливочное масло. Оно было холодное, со слезой, и мазалось плохо, скорее ложилось на свежий хлеб толстыми, прозрачными сливочными ломтями.
— Ну и что?
— Странный типус, — проговорил Меркурьев, откусывая хлеб. — Очень странно выглядит и странно говорит. Он принял меня за привратника. Ты можешь себе представить человека, который может принять меня за привратника?
Мышь оглядела Василия Васильевича с головы до ног. Он перестал жевать.
— Что?
— Ты, конечно, больше похож на автослесаря, — сказала она после некоторого раздумья. — Ну, на садовника. Хотя! — Она махнула рукой. — Привратник тоже сойдёт.
Василий Васильевич засмеялся.
— Он приехал на «Кадиллаке». Последней модели, такая… недешёвая машина.
— Может, он богач?
— У него шляпа и ковровый саквояж.
— Ну и что?
Василий Васильевич дожевал багет:
— Смотри. Шляпа, саквояж и «Кадиллак» последней модели никак не монтируются. Это я тебе говорю как инженер.
Мышь неопределённо повела рукой. Её перстень светился необыкновенным, неземным светом.
— Вот ты лучше скажи мне, как Антипия вызывает духов, а?…
— Никак не вызывает. Это просто представление, — ответил он.
— Вася, — сказала Мышь проникновенно, — я это всё и без тебя знаю! Никаких духов нет, привидений не существует, гоблины и гномы — выдумки, ведьмы и колдуны — плод больного воображения.
Василий Васильевич одобрительно кивал. Так и есть, так и есть!..
— Но как-то это всё сделано! Свеча гаснет, блюдце вращается, стол стучит. Ты что-нибудь заметил?
Василий Васильевич сказал, что ничего не заметил, просто он слишком далеко сидел. Сегодня вечером он сядет поближе, всё поймёт и потом расскажет ей.
— У вас ведь эти вызовы духов происходят каждый вечер?
— Я здесь третий день, — сказала Мышь, — и два раза мы их вызывали. Один раз Брунгильду, другой раз Канта. Вчера. Ты с нами вызывал.
— Два раза из трёх — это уже статистика, — изрёк Василий Васильевич.
Распахнулась дверь, и в столовую ввалился один из свинов. Он был бледен нездоровой бледностью, лоб блестел, как восковой, под глазами коричневое с зелёным. Мятая рубаха, застёгнутая через одну пуговицу на третью, кое-как засунута в брюки. Штанина подвернулась, застряв в носке.
Мышь неприязненно потянула носом — ей показалось, что в столовой отчётливо завоняло перегаром.
Свин устроился в самом тёмном углу и, когда подошёл официант, простонал, чтобы принесли пива холодного и супа горячего, всего побольше. После чего уронил голову на руки и замер.
— Перестарались, — констатировал Василий Васильевич.
— Да ну, — сказала Мышь с отвращением. — И они покупают этот дом!.. Почему всё так несправедливо устроено? Прямо мерзко!
— Может, они хорошие люди, — предположил Меркурьев просто из духа противоречия.
— Кто?! Эти?! Да они вообще не люди!.. Они биомасса, пластилин, исходное сырьё. Из сырья ещё только должен выработаться человек. Лет через пятьсот-шестьсот потомство этого типа обретёт человеческие черты.
— Какая-то фашистская теория, — заметил Василий Васильевич.
— Ничего подобного, — энергично возразила Мышь. — Просто я говорю то, что думаю, а вы, старшее поколение, все ханжи. Потому что родились при советской власти и она вас испортила. — Тут она вдруг толкнула Меркурьева под бок. — Смотри, смотри!..
В столовую вплыла красавица с ярко накрашенным ртом и не по утреннему времени искусно уложенной причёской — волосок к волоску. Так выкладывали причёски в двадцатых годах прошлого века, Василий Васильевич видел на фотографиях. Красавица была облачена в длинное, до пола, светло-розовое шёлковое платье с короткими рукавами, и норковое манто, наброшенное поверх шёлка.
Она вышла на середину столовой, остановилась и неторопливо огляделась.
Антипия — на этот раз все её одежды были бирюзового и зелёного оттенка, — не обратила на красавицу никакого внимания. Она продолжала пить из высокого стакана нечто оранжевое, изредка запивая оранжевое коричневым и густым из другого стакана.