— А гунны? Гуннов там нету?
— Аттилу вспомнили? Не, гунны туда не дошли.
— Они и сюда, слава Господу, не дошли, но Лютецию взяли. Прокатились саранчой по всему югу. Хорошо, Папа Лев подослал Аттиле девицу, красавицу готку. Говорят, она его и… Как Юдифь!
Рассказчик лишь руками развел:
— Ну, братцы мои, это еще не доказано! Может, и ни при чем тут готка эта. Мало ли у Аттилы врагов?
— И все ж слава Господу, помер. И нас от него Бог упас.
Вот так и текла беседа. Впрочем, долго посиделки не затянулись: в те времена спать ложились рано и вставали с рассветом. Прощаясь и степенно крестясь на колокольню, расходились мужички и их жены, детишек прогнали уже давно.
Поблагодарив гостя за весьма занимательную беседу, ушел староста, а чуть погодя и отец Бенедикт.
— Пойдем и мы, — зевнув, потянулся Агуций. — Время позднее, а завтра с утра на выпас идти.
— Пойдем, — Августина согласно кивнула и, взъерошив сыну волосы, искоса посмотрела на Сашу. — Я тебе в сеннике постелила, паломник.
Сенник? Александр задумался, услыхав незнакомое слово. Сенник… А! Наверное, это сарай для сена.
— Травы там мягкие, пахучие: чабрец, ромашка, мята. Я и сама летом в доме не сплю — душно.
— И я, и я тоже в сеннике буду!
— Цыц! — Вдовица со смехом отвесила Агуцию подзатыльник — Тебя еще там и не хватало. Кто будет дом сторожить?
— А что там брать-то? Да и воров у нас нету.
— Все равно. Нехорошо, чтоб дом пустовал. Да, там хмельное в кувшине… можешь допить остатки. Только смотри, завтра не проспи!
— Не просплю, что ты, матушка! — явно обрадовался парень. — А вы что же, хмельное не будете?
— Будем, — Августина снова засмеялась. — Только из другого кувшина, из полного.
«Опять пить! — сдерживая смех, подумал Саша. — Августина тоже, что ли, в сеннике спать собирается?»
Между прочим, заниматься любовью на сене не очень-то удобно — трава колется!
Августина, как видно, хорошо это знала, притащила кусок полотна, постелила. Хорошо стало, мягко!
Сквозь щелястые стены сенника сверкали желтые звезды, и растущий месяц с любопытством заглядывал в прорехи крыши. Темно было, но все же кое-какие силуэты угадывались. Вдовица протянула кувшин:
— Пей!
Эх, вкусна бражка! Или что это — сидр? Яблоки еще не созрели, а с недозрелых-то еще и крепче напиток получается. Его перегнать — классный бы кальвадос вышел, градусов шестьдесят, не меньше.
— Вкусно! Ты сама-то что не пьешь?
— Не беспокойся, выпью!
Тихий смех. Стрекот сверчка за спиною. Шорох. Что там делает столь привлекательная хозяйка? Похоже, что раздевается.
Ага! Так и есть!
Почувствовав прикосновение нагого горячего тела, дрожащего от вдруг нахлынувшей страсти, Саша обнял красавицу вдовицу, прижал к себе, целуя в губы и грудь… Женщина подалась, застонала, начала срывать с гостя одежду, и вот уже молодые тела сплелись, сливаясь в любовном экстазе, и только шуршала под покрывалом солома да бесстыдник месяц с завистью подглядывал в щели.
— А крышу-то тебе пора перекрыть, — подняв глаза, улыбнулся Саша.
— Перекрою. — Женщина прижалась к нему расслабленным телом. — Про варваров мне расскажи.
— Про варваров? А тебе зачем?
— Интересно. Ты знаешь Хенгиста, того, что прозвали Удалым?
— Нет, с ним не знаком. У нас в Британии…
— Ой, милый! — Августина вдруг тихонько расхохоталась. — Вот только не надо мне врать про Британию, ладно? Я сама оттуда.
— Оттуда?!
— Меня захватили в рабство еще в детстве. Продали сюда, в наложницы. Ты говоришь не так, как там! Многие слова непонятны, да и говор такой забавный.
— Да ладно тебе, — скривился молодой человек. — Скажешь тоже — забавный.
— Именно так! И я не все слова понимаю. Хотя… нам ведь и не нужно слов?
И снова шуршала солома, и подглядывал месяц, и обнаженные тела пылали жаром любви…
Августина оказалась любовницей опытной и искусной, не отпускала его ни на миг. Да и Александр не ударил в грязь лицом — ласкал, целовал, гладил… А юная женщина стонала и кричала так, что, казалось, сейчас упадут стены!
— Там это… сынишка твой не проснется?
— Нет, он всегда крепко спит. Иди, иди ко мне, милый… Вижу, устал… Вот возьми-ка кувшин, выпей…
Саша и сам не заметил, как погрузился в сон, спокойный, глубокий и добрый. Приснилось вдруг, что в сарай этот явились еще две девы, столь же красивые, как и молодая хозяйка; явились и начали вытворять такое, что подглядывающий в прореху месяц смущенно залился краской. И прямо на глазах стал круглым… впрочем, и не месяц это был, а круглое лицо священника, отца Бенедикта!
~~~
— Так ты говоришь, Августина, он знает Хенгиста и Оффу?
— Это его приятели, друзья. Никакой он не бритт — варвар! Такими нежными бритты просто быть не могут… так…
— Как?
— О! По-всякому… Тебя интересуют подробности, святой отец?
Вот это беседа! Да что тут такое творится-то? И вообще, «тут» — это где? На сенник вроде бы не похоже. Скорее на какую-то яму, закрытую частой деревянной решеткой…
Черт побери!
Александр резко вскинул голову, и перед глазами закружились противные зеленые звездочки.
— Смотри-ка, очнулся!
— Я же говорила, крепкий парень! Одно слово — варвар!
Над решеткой заинтересованно склонились отец Бенедикт и Августина.
— Ну, гостюшка, — нехорошо осклабился священник. — Может быть, скажешь нам, кто жег костер, подавая сигнал Хенгисту?
— А я откуда знаю? — Молодой человек хмуро поднял глаза. — Мало ли кто тут у вас костры палит?
— У него, несомненно, есть сообщники, — Августина с усмешкой посмотрела вниз. — Тут не обойтись без пыток. Ты позволишь, святой отец? О, я умею пытать! Училась… еще там, в Британии, посреди поля Лунных Камней. Колдунья по имени Моргана учила меня, как рассекать кожу, вытягивать жилы, дробить кости…
— Тихо ты, язычница! — прикрикнул отец Венедикт. — Завтра вернется Герневий, он и решит: отдавать его тебе или сразу казнить.
— О, я знаю одну хорошую казнь! Даже и не одну.
Александр с неприязнью всмотрелся в искаженное ненавистью лицо вдовы. Садистка! Ведьма! И как она могла ему нравиться?
— До завтра долго ждать. Вдруг Хенгист…
— Подождем! — резко оборвал священник. — Все же не следует решать такие дела без старосты. Спешка нужна лишь в самом крайнем случае! К тому же этот варвар, кажется, христианин, если не врет. Вечером я его исповедую.
— Как скажешь, святой отец. — Несколько успокоившись, женщина пожала плечами.
Нет, все же она чертовски хороша. Именно чертовски!
— Кстати, староста обещал мне двух своих рабов — перекрыть крышу. И еще много чего обещал!
— Обещал — сделает, — усмехнулся отец Бенедикт. — А теперь ступай, Августина. Думаю, у тебя еще найдутся дела.
— А как же его сообщники, отче? Мы ведь так и не знаем, кто они!
— Завтра узнаем, — раздраженно отозвался священник. — Я же сказал: завтра. Идем помолимся во успокоение от всех страстей.
Хм, интересно, с чего это местный падре так раздражен? И похоже, что эта не в меру любопытная вдовушка ему сейчас очень мешает. Может, святой отец имеет насчет гостя какие-то свои планы? Это хорошо, пожалуй.
Александр наконец обрел способность соображать: раздувающая голову боль постепенно уходила, делалась все слабее, пока не осталась лишь слабость. В буквальном смысле не шевельнуть ни рукой, ни ногой. Ну, хоть соображать можно…
Молодой человек внимательно осмотрел узилище — не шибко-то глубокую (роста в полтора) яму диаметром где-то около пяти метров, перекрытую решеткой из переплетенных шестов толщиной с руку. Где-то там, наверху, должна быть и щеколда. Или решетка слишком уж тяжела для того, чтобы одному сдвинуть?
Собрав все силы, узник попытался встать. О нет! Голова сразу же закружилась так, что Саша счел за лучшее сесть обратно, прислонившись спиной к холодной земляной стенке. Проклятое зелье! И проклятая ведьма — опоила, охмурила… А он и не отказывался.