~~~
Сочиненная хевдингом бумага произвела во дворце настоящий фурор. Да такой, что на нового графа сбежались посмотреть все остальные столоначальники, в подавляющем большинстве это были римляне. Собственной племенной бюрократией вандалы еще обзавестись не успели. Да и не было уже племен… Росла и ширилась государственность, первый признак которой — две армии, воинов и чиновников, — уже давно имелся в наличии.
Глава 16
Зима 454–455 годов
Карфаген. «Тобариш»
Вся власть у тех, кто в состоянии купить ее.
Мы ходим по улицам, как цыплята…
И все делают то, что им говорят…
— Они вернулись, господин Александр! Правда, не все, а только три, самые некрасивые.
Ворвавшийся на кухню Маргон улыбался и довольно потирал руки. От его громкого голоса Саша едва не выронил плошку с только что приготовленным соусом «винегрет»: гранат, немного лимонного сока, сметана, сливки, яйца, горчица, чуть-чуть перца.
— Кто вернулся, друг мой? И что ты так кричишь?
Молодому человеку не очень-то хотелось, чтоб соседи видели его готовящим: для странствующего философа сие занятие, может, не так уж и предосудительно, но для «королевского графа»!.. А именно таковым Александр являлся вот уже больше месяца, с момента памятной встречи с наследником вандальского трона. Потому свои кулинарные опыты старался не афишировать.
— Девки вернулись. — Испуганно понизив голос, Маргон говорил сейчас чуть ли не шепотом. — Ну падшие женщины из лупанария тетушки Галлы.
— При чем тут девки? — Хевдинг или, скорее, уже граф удивленно посмотрел на него.
— Да как же! Сам же велел немедленно доложить, как вернулся.
— Ах да, да, — Саша наконец вспомнил. — Ну, извини, брат, забыл, сам видишь, завертелся — важных гостей жду.
В число этих самых «гостей», конечно же, не входил Гуннерих: слишком было бы много чести простому, недавно назначенному графу. Однако те двое, кого ждал к ужину Александр, имели при дворе наследника немалый вес и во многом могли помочь, а многое могли испортить. С ними обязательно нужно было наладить отношения, ибо «неумеренной прытью своей» новый столоначальник уже вызывал явное неудовольствие многих. А от такого неудовольствия до доноса и казни — лишь один очень маленький шаг.
Вот сейчас «господин граф» и старался, вспоминая рецепты французской кухни. Оба гостя были не дураки поесть и выпить.
Вино Саша приобрел еще вчера, а утром Маргон принес парное мясо и рыбу. Осталось только приготовить, нарезать салаты и смешать соусы. Спаржа, фасоль, морковь, чечевица…
— Значит, вернулись… Что ж, завтра навестим заведение тетушки Галлы.
— Вот и я говорю, давно пора навестить! — радостно оживился парень. — А то все церкви, церкви…
~~~
Приготовленная Александром трапеза гостям очень даже понравилась, оба наперебой хвалили и все спрашивали о поваре.
— Да не знаю я, кто повар. Слуга принес из какой-то харчевни.
— Славная еда, славная.
Один из чиновников как раз ведал снабжением флота… Впрочем, здесь надобно уточнить — этим вопросом (как и любым другим) он занимался не всегда, а лишь по непосредственному указанию правителя. Каких-либо постоянных должностей в королевстве вандалов, как и в любом другом «варварском» государстве, пока еще не было, хотя здесь, в Африке, все к тому шло, и даже как-то слишком быстро.
Саша все искал общие темы для разговора, шутил да подмигивал Маргону, чтобы тот не забывал подливать именитым гостям вина. Пили, по обычаю варваров, неразбавленное, и молодой человек не раз и не два замечал уже, как хитро переглядывались новые его знакомцы. Пить оба умели, это было видно сразу, но не с Сашей им было в этом вопросе тягаться! Даже неразбавленное здешнее вино — не водка, не коньяк, не виски и даже не портвейн. Правда, Александр делал вид, будто пьянел, полагая, что гостям будет приятно, ведь именно этого они и ждут.
Плотный и коренастый Эвдальд был асдингом с круглым, даже добродушным лицом, неожиданно тонкие черты которого указывали на то, что мать этого высокого порученца, вне всяких сомнений, из местных. Саша именовал его про себя Корабельщик, по роду занятий. Манций Антоний, судя по имени и манере держаться, — чистый римлянин, получил кличку Зерно, потому что ведал общественными зерновыми складами.
Эвдальд Корабельщик виделся хевдингу-«графу» этаким сибаритом, человеком широкой, почти что русской души, несомненно, обожавшим жизнь во всех ее проявлениях, даже и самых греховных. Что же касается Манция, то, судя по вечно надменному, с выпяченной нижней губой лицу, это был ханжа, доносчик и неврастеник. С этим следовало быть осторожнее, взвешивать буквально каждое слово.
Александр уже пожалел, что пригласил их вместе — по отдельности бы лучше дело пошло, особенно с Корабельщиком. А с Манцием ухо следовало держать востро, он все допытывался про Александрию.
— Ну, выпьем же, друзья мои! — Александр снова махнул рукой Маргону — мол, наливай — и, пьяно ухмыляясь, продолжил, осторожно нащупывая нужную тему. — Была у меня в Александрии одна женщина… ах! Из-за нее-то я и вынужден был уехать…
— Уехать? — Оба гостя переглянулись и захохотали. — Скажи лучше — бежать! Так ведь дело было, любезнейший Александр?
Саша пожал плечами:
— Ну, так. Ничего-то от вас не скроешь.
— А расскажи-ка нам поподробнее… впрочем, нет. Как-нибудь в другой раз. Нам пора уже, поздно.
Произнесший эту фразу Эвдальд, как говорится, начав «за здравие», кончил «за упокой». И новоявленный «королевский граф» догадывался почему. Ну, ясно — вельможи присматривали друг за другом. Наверняка сам Гуннерих их визит и санкционировал.
Надо с каждым поговорить отдельно! С каждым… Может, кто-то захочет в уборную? В самом деле, сколько уже пьют! Давно пора бы отлить. Неужели вместе туда отправятся?
— Маргон! Плесни-ка еще вина, душа моя!
Выпили. Закусили.
Манций поднялся. Наконец-то!
— Где тут у тебя… А, знаю, под лестницей. Где еще-то в доходном доме?
Едва Зерно удалился, как Корабельщик тут же состроил хитрую гримасу и, — подмигнув, понизил голос:
— Ты Манцию не доверяй, дружище Александр. Сволочь та еще!
Этого слова здесь еще не знали, заменяли другими, но смысл был тот же.
— Завтра же напишет о нашей попойке донос.
— Ну и что? — Саша пожал плечами. — Пускай пишет. Что мы тут такое делаем-то?
— Да ничего, — Эвдальд пожевал губами. — Однако ведь есть какие-то святые праздники, про которые никто и не знает, в какие они дни. Но вино пить возбраняется, веселиться, хохотать… Ну, ты понимаешь, о чем я?
— Угу-угу.
— Так в этих чертовых праздниках сын нашего рэкса Гуннерих, да хранит его Господь, очень хорошо разбирается, как ревностный христианин. А Манций… О! Идет уже! Пойду и я, вернусь скоро. Так ты помни мои слова, Александр!
— Благодарю, — Саша прижал руку к сердцу.
В гостиную вошел Манций, посторонился, пропуская Корабельщика к дверям, ухмыльнулся:
— О чем это вы тут шептались? Поди, о девочках?
— Да что ты, любезнейший друг мой! Мы беседовали о церковных праздниках.
Сказав так, молодой человек вовсе не покривил душой.
— О церковных праздниках? — В карих чувственных глазах гостя вспыхнула искорка недоверия. — Это с Эвдальдом-то? Ты рассказывал о какой-то женщине, может, продолжишь? Больно уж любопытная история.
— Обязательно расскажу, только в другой раз как-нибудь. А сейчас хорошо бы помолиться, верно?
— Вот только не строй из себя святошу! — вдруг расхохотался Манций. — Знаем мы, куда ты посылал своего слугу…
— И куда же?
Вот это уже была неожиданность из разряда куда более крупных, чем обычные неприятности! За ним, оказывается, следили. Что ж, можно было и догадаться.
— Тебе сказать? — Зерно совершенно запанибрата похлопал хевдинга по плечу. — Что ж, изволь: в лупанарий Галлы бегал уже не раз твой слуга! Так?