— Мы знаем вас как энергичного человека, — сказал Яков Бекбулатович. — И подумали, что вы могли бы сделать для нас это дело. А за ценой мы, как вы понимаете, не постоим.
— Об этом отдельно, — торопливо заметил долговязый…
— Это все? — спросил Щелкунчик. — Вы изложили мне ваше дело? Это и есть ваше предложение ко мне?
Мужчины кивнули и тревожно переглянулись.
— Мне нужно подумать, — заявил Щелкунчик. — Это так не решается. Я никогда не занимался такими вещами, ничего в этом не понимаю…
— Вы собираетесь долго думать? — осведомился Яков Бекбулатович и добавил раздраженно: — Насколько я понимаю, тут особенно нечего думать… Что вы, никогда не получали заказов?
— Он ломается, чтобы цену набить, — вставил долговязый, который теперь уже прочно занял позицию недоброжелателя Щелкунчика.
— У вас тут есть раковина? — осведомился Щелкунчик спокойно, не вступая в перепалку. — Или туалет?
— Так кому из нас нужно покакать? — ехидно влез долговязый. Но Щелкунчик уже увидел дверь в другом конце комнаты, на которой был нарисован ночной горшок.
Он взял предложенный ему стакан с виски, потом придвинул к себе бутылку с надписью на английском языке и долил стакан до половины. После этого взял стакан и пошел в туалет.
Тут было даже еще шикарнее, чем в туалете на третьем этаже, где он недавно приводил себя в порядок. Кафель на стенах был ярко-розовым, как и вся сантехника, исключая лишь металлические детали, которые были хромированными. Ну, прямо совсем как в телерекламе… Щелкунчик встал над раковиной и принялся полоскать рот виски. В нескольких местах стало жечь, это было признаком того, что во рту ранки. Особенно заболело там, где был сломан и выбит зуб.
Щелкунчик ощерился перед зеркалом и разглядел себя. Красавец, что и говорить! Нос распух и стал синюшного цвета. Теперь должен пройти день, а то и два, пока нос не примет нормальный вид.
А что касается зуба, то у него не стало уже двух зубов на видном месте — теперь он вдвойне Щелкунчик, как сказала бы Полина… Интересно, как они добрались до места — Надя с детьми? Надо им позвонить туда, к Андрису на хутор…
Прополоскав рот и продезинфицировав его таким образом, Щелкунчик вновь вышел к своим новым знакомым. Те о чем-то говорили, но при появлении Щелкунчика резко смолкли.
— У меня к вам несколько вопросов, — сказал Щелкунчик. — А именно — три. Три вопроса.
— Прямо Сфинкс какой-то, — фыркнул Яков Бекбулатович и пожал плечами. — А из нас делает Эдипа… Подумайте, три вопроса у него…
Щелкунчик не знал, кто такой Эдип и что за вопросы задал ему Сфинкс, но в словах и в тоне Якова Бекбулатовича не обнаружил недоброжелательства, так что не обратил на них внимания.
— Во-первых, — сказал он, усаживаясь обратно на диван, — кто вы такие? Во-вторых, зачем вам нужна эта бумага? Ну, докажете вы незаконность сделки… Вам какая от этого польза? Это второй вопрос. Пожалуйста, я бы хотел получить ответы, потому что больше я не согласен сотрудничать с кем бы то ни было, не зная про них ничего.
Мужчины помолчали, переглянулись.
— А третий вопрос? — спросил тот, что был в роговых очках. — Вы сказали, что у вас три вопроса, а назвали только два…
— Третий потом, — сказал Щелкунчик твердо, на что долговязый хмыкнул:
— Ну как вы не понимаете, господа? Третий вопрос будет о Нине…
Щелкунчик покраснел, потому что это была правда, и метнул на долговязого гневный взгляд, но ничего дерзкого больше не ответил.
— Третий потом, — только повторил он упрямо.
— Ваши первый и второй вопросы, — начал в академической манере Яков Бекбулатович, — представляют собой одно целое и в этом смысле дополняют друг друга. Ответив на первый, мы тем самым ответим автоматически и на второй. И наоборот…
То ли Яков действительно был профессором и привык так рассуждать, то ли он наслушался по телевизору выступлений Собчака…
— Бумага нам нужна для того, чтобы незаконную сделку расторгли, чтобы металлургический комбинат вновь был выставлен на торги, — сказал Яков в результате. — А нужно нам это для того, чтобы самим купить контрольный пакет акций и самим стать владельцами комбината. Разница между нами и банком «Солнечный» состоит в том, что они купили его не на свои деньги, а на чужие, и, таким образом, комбинат со всеми его перспективами и доходами фактически уплыл за границу. Он практически стал иностранной собственностью, и сверхприбыли из него будут «качать» вовсе не на благо России, а совсем в другую сторону. Мы же хотим честно вступить во владение, хоть у нас и меньше денег, чем у «Санрайза». Это мы будем эксплуатировать комбинат на благо нашей страны, от этого все выиграют. Понятно?