Говорят, этот офицер был очень красив и строен. Не случайно и стихотворение, посвященное их любви, такое изящное, правда?
Рука Алексея Борисовича поползла вниз по телу Щелкунчика, а сам он прижался лицом к спине своего гостя и шумно задышал, видимо, уже не в силах унять охватившую его страсть…
«О боже! — подумал Щелкунчик с ужасом и отвращением. — Сейчас я не выдержу… Какой кошмар, никогда бы не подумал…»
— Нет, — сказал он, осторожно освобождаясь из объятий молодого человека. — Давай сначала выпьем чего-нибудь… Кофе, например…
— Виски и джин в холодильнике, — сказал в ответ разочарованным голосом Кисляков, неохотно выпуская Щелкунчика из своих объятий. Потом он словно что-то придумал и, радостно загоревшись, сказал: — Ты пока иди на кухню, выпей чего-нибудь, а я сейчас… Ты подожди меня, пожалуйста…
Он исчез в другой комнате, а Щелкунчик направился на кухню, где действительно достал из холодильника виски. Бутылка была большая, литровая. Щелкунчик задумчиво рассмотрел этикетку. Канадский «Черный бархат» — дорогая штука… Пить он не стал — только прополоскал рот и выплюнул в раковину. Пить во время «дела» нельзя ни капли, это давно известно.
Потом открыл кухонный стол, пошарил там, вытащил несколько ножей. Были тут два коротких и один длинный, для резки мяса.
Этот подойдет, тем более что у него пластмассовая рукоятка. Такую достаточно легко протереть тряпочкой, платком, и все — никаких отпечатков пальцев… А что нож столовый — это ерунда, Щелкунчик прекрасно знал, что, если ударить куда нужно, эффект будет такой же, как при финке…
Он с самого начала решил не использовать пистолет и даже не брать его с собой. К чему? Ситуация так проста, пистолет стоит поберечь для более сложных случаев…
«Бедный парень, — опять с сожалением и недоумением покачал головой Щелкунчик. — Не знаю уж, чем он так провинился, что его потребовали убрать, но то, что он несчастный человек — это точно. Бедняга, он прожил плохую жизнь… Стихи читает, образованный человек, а надо же — какое извращение ему послано. Все исковеркано. Нет, прав был подполковник Михеев — несчастные они, это точно…»
Он взял нож так, чтобы сразу он был незаметен, и вернулся в комнату. Собственно, теперь можно было уже не таиться, все было сделано. Он уже проник в квартиру, они тут одни, вдвоем, никто не помешает. Теперь нужно действовать быстро.
Все сделать и уйти. И его тут никогда не было. И вообще не было в природе такого человека — в джинсовой куртке, в белых нелепых брючках, с длинными волосами. Он никогда не существовал и уж подавно не заходил ни в какое кафе и не уходил оттуда с гражданином Кисляковым… Ничего этого не было.
— Ну, как тебе? — послышался голос сзади, и Щелкунчик, резко обернувшись, чуть не поперхнулся…
Алексей Борисович за это время успел переодеться. Да как! Он стоял в дверях соседней комнаты, стыдливо, как девушка, потупясь… На нем была женская шелковая блузка с большим бантом, прикрывавшим отсутствие груди, и коротенькая мини-юбка, оставлявшая обнаженными ноги до самых ляжек. На ногах были чулки с длинными тонкими пажами, причем надеты они были так, что короткая юбочка делала все это открытым. Насколько Щелкунчик мог судить по виденным им западным фильмам, так наряжаются проститутки в ночных клубах — соблазнительно и вызывающе…
Лицо Алексея Борисовича тоже изменилось — теперь на него был положен килограмм косметики. Ярко накрашенные губы кривились в сладострастной улыбке, глаза были намазаны тушью и широко подведены. На щеках были румяна, придававшие ему вид куклы.
Совершенно непристойная картина! Улыбка напомаженных губ была тонкая, стыдливая и от этого казалась дьявольской, сатанинской.
Что-то отверженное богом было в этой жуткой картине. Наверное, таков был сюрприз, который Алексей Борисович любовно готовил для своих партнеров. Видимо, все это, что придавало ему сходство с шлюхой, должно было действовать возбуждающе…
«Как хорошо, что он это сделал, — подумал смятенно Щелкунчик. — Теперь мне будет легче «разобраться» с ним… На самом деле, раньше, до этого появления я ощущал какую-то неловкость».
И правда, только сейчас Щелкунчик понял, что был в смущении все это время. Он готовился убить Кислякова, как ему и было поручено, но на самом деле вовсе не хотел этого. Ему было стыдно и неловко убивать этого несчастного человека. Он же совершенно безобиден, безоружен… Убить такого для Щелкунчика было позорно — все равно что зарезать невинное животное.