За это время, за те два дня, что он ехал в этом поезде, Щелкунчик ни с одним человеком не сказал ни одного слова. Если не считать заказа, который он сделал дебелой официантке в вагоне-ресторане, куда ходил в середине пути… В вагон-ресторан в наше время мало кто ходит — разве что совсем уж шальные люди, у кого денег не считано и не мерено. Это раньше там было не протолкнуться, когда суп стоил рубль, а второе — полтора… Теперь — не то, и в вагоне-ресторане Щелкунчик сидел почти один, если не считать красивую женщину за столиком напротив.
Женщина была моложе его, лет тридцати, не больше. Шатенка, с длинными волосами, уложенными на голове каким-то причудливым узлом. Но прическа была современная, выдававшая знакомство прелестной пассажирки с последними моделями причесок. Пальцы у нее были длинными и тонкими, с тщательно сделанным маникюром. Это было заметно, когда она с аппетитом ела цыпленка табака, беря его в руки и сладострастно разрывая наманикюренными пальчиками мягкую белую плоть птицы… Было в этом что-то кровожадное, людоедское — красные ноготки, впивающиеся в белое мясо!
Щелкунчику понравилась эта женщина, он даже вдруг ощутил желание познакомиться с ней. Благо, сделать это было нетрудно, ведь они были вдвоем в вагоне-ресторане… Но он удержался, отвернулся к окну и уставился туда. Незачем ему лишние приключения.
У Щелкунчика давно было заведено правило — когда едешь «по заданию», нельзя, недопустимо вступать с кем-либо в контакт. Если киллер едет в некий город, чтобы совершить заказанную ему «акцию», он не должен вообще ни с кем знакомиться, ни с кем разговаривать, кроме самых необходимых случаев.
Эту премудрость Щелкунчик почерпнул не из книг, не из инструкций. Да, собственно, нет никаких инструкций и учебников для киллеров. Киллеров не готовят в специальных школах, и нет для них методических указаний. То, что пишется на эту тему досужими газетчиками, гоняющимися за сенсацией, — сплошная ерунда и обман. У каждого киллера — своя школа, свои способы, свои принципы… Одним словом — своя жизнь и свои собственные навыки и привычки.
То, что имел Щелкунчик, было его опытом, пришедшим к нему в течение сравнительно длительного времени. Просто он постоянно анализировал, обобщал свои наблюдения, промахи, и постепенно у него сложилось то, что можно назвать манерами и принципами.
Итак — ни с кем не знакомиться. Ни с кем не вступать в контакт. Никаких собутыльников, друзей и тем более женщин.
В его жизни был один случай, когда он не удержался и во время «задания» вступил в связь с женщиной по имени Карина… Он прекрасно помнил, что из этого получилось…
Так что — нет и еще раз нет. Он не стал подходить к очаровательной путешественнице и постарался вообще забыть о ней. Для этого он сначала смотрел в окно на пробегающие мимо березовые рощи, подернутые зеленой дымкой распускающейся листвы, а потом сосредоточился на принесенном ему блюде.
Выпил он и водки. Не много и не мало, а в самый раз — двести пятьдесят граммов. Вполне достаточно, чтобы основательно захмелеть, но не стать пьяным.
В поезде это было не страшно, потому что приехать он должен был только на завтрашний день, и поэтому можно было несколько расслабиться. Он точно знал — когда начнется «работа», он не позволит себе ничего лишнего. Для него тогда на время вообще перестанут существовать его желания, да и вообще — его личность. Он превратится в гончую собаку, в преследователя, в охотника, идущего по следу… Он станет придатком своего пистолета, который пока что до времени спокойно лежит в его багаже между двумя свернутыми свежими сорочками.
Когда половина принесенной ему в графинчике водки была выпита, смотреть в окно надоело, а путешественница напротив все не уходила, Щелкунчик, чтобы занять себя, углубился в мысли и воспоминания. Он медленно, со всем тщанием перелистывал в своей памяти события последнего времени. Те события, в результате которых он и оказался в этом вагоне, увозящем его «далеко от Москвы»…
Никогда не вредно лишний раз все вспомнить, осмыслить заново. Это помогает сосредоточиться.
Все началось с телефонного звонка, который перебудил всю семью и заставил Щелкунчика стоять босыми ногами на холодном полу.
— Кто вы? Я вас не знаю, — сказал он, когда кто-то среди ночи, подозвавший его к телефону, назвал его по имени.
— Вам и не нужно меня знать, — ответил мужской голос, звучавший спокойно, с явным сознанием превосходства и силы. — Я вас знаю, этого вполне достаточно для наших взаимоотношений. У меня есть для вас работа. Большая работа, — добавил голос многозначительно.