Орудие убийства найдут сразу — нож. Способ совершения тоже ясен — зарезали беднягу. Вот с мотивом придется помучиться следователю, но и тут решение придет быстро — простое и незамысловатое, как и все милицейские решения. Будет установлено, что убитый был педерастом. Это установить будет совсем легко, ведь труп переодет женщиной, да еще накрашен. Тут даже милиционер сумеет сообразить… Вот и мотив готов — убил случайный любовник. То ли из хулиганских побуждений, то ли из ревности. Кто их там, педерастов, разберет… Так и доложат прокурору, захлопнут папку с делом, и привет, как говорится!
Щелкунчик покинул квартиру, быстро спустился в лифте на первый этаж, никого не встретив по пути, и выскочил на улицу. Такси брать не следовало. Маловероятно, конечно, но вдруг милиция начнет опрашивать водителей такси… Внешность мужчины, ушедшего с Кисляковым из кафе, конечно, установят. Вот и станут искать. Вряд ли, конечно, кто-то станет этим заниматься, у них там в милиции ни сил, ни времени, ни людей для этого нету…
Через плечо у Щелкунчика была сумка, откуда он вскоре достал другую, обычную свою одежду. Зайдя в парадное какого-то дома и спрятавшись под лестницей, он быстро сдернул с себя белые штаны, куртку, рубашку и парик, засунул все это в сумку. Заранее приготовленный кирпич уже был положен туда.
Спустя полчаса сумка с одеждой и кирпичом для веса полетела в Москву-реку, заброшенная подальше, на глубину. Все, теперь пусть ищут хоть с Интерполом, ничего и никого не найдут.
Да и искать-то никто не будет. Так, сделают несколько «телодвижений» для приличия, напишут пяток бумажек, подошьют в папку для отчетности, и все.
Нету больше ни Алексея Кислякова, ни его убийцы-любовника. Как не бывало!
Сорвался Щелкунчик только на следующий день. Надя с детьми собиралась идти в музей на какую-то выставку анималистов, куда она давно обещала их отвести. Дети любили животных, и им хотелось посмотреть на картины с собачками и кошками… Или с кем там еще…
Щелкунчик бы и сам пошел, во всяком случае, он собирался это сделать. Но, проснувшись утром, почувствовал себя скверно. Не физически, а скорее морально. Было противно вспоминать о прошедшем вечере и о том, как он ночью пришел домой. Все в этот раз было как-то не так. Никогда он не вспоминал о своих жертвах, об обстоятельствах их «устранения». Просто не брал в голову. Он умел отключаться от «работы»… А тут не покидало ощущение гадости. То ли гадости того, во что он окунулся, то ли гадости содеянного. Зарезать беззащитного мальчишку… Тьфу ты, пропади пропадом!
Он встал, прошелся по комнате. В прихожей собирались уходить Надя с детьми. Надя ни о чем не спросила Щелкунчика, ей было достаточно его подавленного вида. Да она и побаивалась спрашивать. Знала, что правды Щелкунчик все равно ей не скажет… А может быть, просто боялась, потому что вдруг муж однажды возьмет, да и скажет правду? А узнать правду Надя тоже боялась…
На полу в детской комнате валялась брошенная Полиной кукла Барби. У нее было несколько таких кукол, и девочка, заигравшись, наверное, просто забыла одну из них на полу.
Кукла была сделана, как живая женщина — стройная, с настоящей прической, в красивом наряде. Эти Барби специально делаются с соблюдением всех признаков правдоподобия, чтобы все было как в жизни — типичная маленькая женщина…
Кукла лежала на полу, раскорячив руки и ноги, бессмысленно глядя стеклянными глазами в потолок. Мертвое подобие женщины…
В памяти сразу всплыла вчерашняя картина — лежащий на полу убитый Алексей Борисович в нелепом женском наряде, с остекленевшими глазами.
Щелкунчик взорвался неожиданно. Вызвал из прихожей уже собравшуюся уходить Полину и наорал на нее. Зачем она разбрасывает своих кукол по комнате? Неужели трудно было прибрать за собой?
Он орал на дочку, смотрел, как она, растерянная его внезапным приступом ярости, стоит перед ним… У Полины от неожиданности и несоразмерности проступка и гнева отца затряслись губы. Она ничего не понимала. А Щелкунчик распалялся, орал дальше, уже прекрасно внутренне понимая, что орет вовсе не на Полину…
А на кого? Скорее всего — на себя самого…
Влетела в комнату Надя, схватила девочку, увела, странно при этом посмотрев на Щелкунчика. Только тогда он внезапно остановился, как бы опомнился. Как глупо все получилось, надо будет потом извиниться перед Полиной, зря он так с ней поступил. Как будто это она виновата в том, что он вчера сделал…