Щелкунчик лег в постель и опять услышал комариное гудение, опять накрылся с головой одеялом и заснул.
Больше он не просыпался, в коридоре и соседнем номере царили тишина и покой. Во сне ему приснился все тот же кабардинский президент, который теперь уже воспринимался Щелкунчиком как старый знакомый. Но на этот раз господин Коков улыбался Щелкунчику и шаловливо грозил пальцем, как нашкодившему мальчишке. Лицо у него при этом было лукавое и доброе, как у Санта-Клауса.
Сон был хорошим, доброжелательным, это Щелкунчик сразу понял и обрадовался. Теперь он точно знал, что этот сон обещает удачу в его деле. Он победит и сделает все, как надо. И при этом не пострадает сам и не пострадает его семья. Все будет так, как задумано.
Правильно в народе говорят: «Не родись красивой, а родись счастливой»…
— Ты такая красотка, Ленка, — говорили всегда подруги, замирая от зависти. — С твоей фигуркой да с твоей мордашкой только в кино сниматься.
А мать, пока не умерла, тоже все любовалась на старшую дочь.
— Ну, ты чисто картинка с журнала, — бывало, говорила она.
И правда, все было, как говорится, в норме — и личико кукольное, только что не глянцевое, ножки длинные, стройные, грудки маленькие, торчком — словом, действительно красотка.
Только что толку от красоты в Синегорье, да еще если у тебя нет возможности вырваться оттуда в большой мир!
Что толку… Жила бы Лена в Москве или хоть в другом большом городе — как знать, может, и стала бы она кинозвездой. А не кинозвездой, так хоть эстрадной певицей, они, говорят, тоже много зарабатывают… А уж если и не певицей, то, по крайности, хоть моделью в журнале мод. Тоже хорошо, кто говорит. Красивая жизнь, всегда на виду, все тобой любуются.
Но ничего этого в Синегорье нет — ни киностудии, ни эстрады, ни даже пусть самого захудалого журнала мод. Есть только огромный металлургический комбинат да хиленькая система жизнеобеспечения городка, прилепившегося к заводу: так, пустяки — Дом культуры с кружками самодеятельности, киношка, да что-то еще, столь же незначительное и малопривлекательное. И, что самое главное, — столь же бесперспективное. Лена, правда, все-таки не оставляла надежд показать себя. Она выступала в самодеятельности. Сначала в школьном коллективе, потом и в Доме культуры.
Когда Лене исполнилось шестнадцать лет, а ее младшей сестре Наташе — тринадцать, умерла мама. Нестарая была еще женщина, да ведь кого не сломят годы работы на вредном тяжелом производстве — не женское это дело. Здесь, в Синегорье, многие умирают в среднем возрасте — и женщины, и мужчины. Работа на комбинате тяжелая, экология в городе плохая, про продукты питания здешнего производства и говорить нечего… Странно, что кто-то доживает до старости, и такие тоже попадаются, конечно.
Маму похоронили, а две дочери остались одни. Наташу предлагали либо отправить к тетке в далекий город на Волге, либо отдать в школу-интернат. Но ничего из этого не вышло, потому что сестры посоветовались друг с дружкой и решили не расставаться. Ленка, тем более, к тому времени уже заканчивала курсы парикмахеров, и в одной из двух парикмахерских ее ждало место. Деньги там платили хоть и не ахти какие, однако это вселяло уверенность в том, что выжить будет возможно.
Лена закончила свои курсы и пошла на работу. А тут и жених подвернулся — местный парень по имени Володя. Они с Володей были знакомы с детства, потому что жили в соседних бараках. Точнее, теперь это не называется бараками, а носит более звучное название — дома барачного типа. Вроде бы то же самое, а звучит красивее. Не могла же советская власть на семидесятом году своего существования допустить, чтобы граждане продолжали жить в бараках. Война давно закончилась, и сваливать на нее бедствия народа было больше невозможно. Да и война-то ведь была победоносная, как-то стыдно все время ссылаться на нее, особенно если побежденная Германия, от которой вообще в свое время остались руины, теперь жила так, как бедная победившая Россия никогда, судя по всему, жить не будет…
Поэтому в свое время было принято мудрое решение — бараки должны уйти из советского быта. Но поскольку построить новые дома для всех не было возможности, приняли мудрое решение — переименовать бараки в «дома барачного типа»…
В Синегорье таких «домов» было еще много, вот в них и выросли Лена и ее жених Володя. Володя вернулся к тому времени из армии и имел замечательную профессию — он был водителем, а это всегда верный кусок хлеба. Молодые люди ходили в кино, на танцы в Дом культуры и собирались пожениться. Встречаться им, правда, было совершенно негде. Не просто встречаться, а встречаться наедине. У Лены всегда дома была сестра, к тому времени перешедшая в десятый класс, а про условия в доме Володи и вовсе речи не было — он жил в одной комнате с больной матерью, сестрой-школьницей и старухой-бабкой, который уже год лежавшей в параличе. При такой жизни не особенно-то приведешь в дом невесту…