Я борюсь с желанием зажмуриться и забыть обо всем, пока он заканчивает давать инструкции Каролине. Какая-то часть меня все еще надеется на то, что он сжалится, но эта моя глупая часть. Он выходит из комнаты, даже не взглянув на меня. Это к лучшему, понимаю я. Потому что я могу обмануть Каролину, но не могу обмануть его.
И есть еще одна таблетка.
Одна таблетка лучше, чем ничего. Она протягивает ее мне, и я просовываю ее в рот и под язык. А потом она приковывает мои ноги к крюкам вдоль стены, оставляя достаточно свободы для различных поз. Я хочу, чтобы она сейчас же ушла, но она этого не делает. Вместо этого она оглядывается через плечо, и жестокая улыбка появляется на ее лице, когда она оборачивается. Она еще дважды пинает меня в живот, а потом наклоняется, чтобы плюнуть мне в лицо.
— Собака, — бормочет она с сильным акцентом. — Приятного вечера.
Она выходит из комнаты, и я остаюсь, хватая ртом воздух, в ужасе осознав, что проглотила таблетку целиком в приступе кашля. Семь. Предполагалось, что всего семь дней. Теперь уже восемь.
Слезы застилают мне глаза, и я падаю на перепачканный спермой матрас бесформенным кулем. Мои глаза останавливаются на знакомых линиях, выгравированных на стене ногтем, и я провожу пальцем линию с сегодняшнего утра. Повторяя одно и то же слово снова и снова в моей голове.
Семь. Семь. Семь.
В какой-то момент музыка наверху начинает вибрировать где-то под потолком. Я знаю, что это ненадолго. Сначала напьются. Они все будут пьяны, когда спустятся сюда. Иногда так даже лучше. В других случаях все еще хуже.
Дверь открывается. Я не смотрю. Но я слышу голос Армана. И чувствую на себе взгляды его гостей, когда они осматривают меня. Это версия званого ужина от Армана, где на десерт им предлагают рабынь. Они разговаривают между собой, решая, кто войдет первым. Иногда они делятся. Иногда на меня наваливается столько всего сразу, что я не могу дышать. И мне нравится это ощущение. Воздух, забираемый из моих легких. Я хочу, чтобы они выжали из меня все, крали весь воздух. Но этого никогда не происходит.
Потому что Арман убьет их, если они прикончат меня.
Дверь закрывается, и я остаюсь только с одним мужчиной. Я могу сказать это по его дыханию. Один вдох, один человек. Неважно, как он выглядит. Теперь я редко вижу их лица. Я редко вижу что-либо, кроме линий на стене и цифр в моей голове. Семь. Семь. Семь.
Расстегивается молния. А потом раздался звук рвущейся фольги. Арман заставляет их надевать презерватив, когда они берут меня. И им нельзя меня бить. Я бы хотела, чтобы они это делали. Жаль, что они не могут ударить меня так сильно, чтобы я растворилась в темноте. Но эта особая привилегия принадлежит только Арману. И он никогда меня не отпустит.
Теперь он внутри меня. Этот безликий человек. И все однотипно. Таблетка попала мне в кровь, и я ничего не чувствую. Я только слышу его. Кряхтит и ругается.
Я считаю линии на стене. И слова песни "Angel of the Morning" Скитера Дэвиса звучат у меня в голове, как старая, заезженная пластинка. И голос моей матери. Я пою вместе с ней. И вижу их лица. Три пустых, бледных лица моих брата и сестры. Лежащих на полу в ванной.
Вода в легких. Воздух ускользает. Царапается, бьется. И убаюкивающий звук песни, которую поет моя мать, пока держит меня под водой.
Моргаю, открывая и закрывая глаза, все искажено и расплывчато одновременно. Семь строк. Семь дней. Ангелы по утрам. Мамина рука на моей щеке. Задыхаясь, я выкашливаю воду и вижу ореол ее волос, окружающий ее в ванне.
Они все мертвы. Все, кроме меня.
Четыре ангела. Семь дней.
Хрюканье. Мужчина позади меня кончает. Я падаю. Вскоре его место занимает другой.
Вспышки воспоминаний о моем приемном отце роятся в поле моего зрения. Этот человек пахнет так же, как он. Табаком и застоявшимся запахом пота. Песня снова звучит у меня в голове, и я подпеваю, стараясь заглушить ее. Мне нужна еще одна таблетка. Мне нужна целая пачка.
— Такая милашка.
Голос принадлежит не тому мужику. Это голос моего приемного отца. Номер один. Он был первым. Но он не стал последним.
Я считаю линии, и время держит меня в плену. Я больше не осознаю течения времени. Оно искажено. Дни, месяцы, годы, минуты. Все едино. Не знаю, как долго я здесь. Я никогда не знаю, как долго это будет продолжаться.
Единственное, что я знаю наверняка, это то, что в какой-то момент потная куча человеческих отбросов позади меня меняется. Этот пытается быть грубым со мной, потому что он не может заставить свой член, накачанный виски, работать. Я не облегчаю ему задачу, и, отшвырнув меня к стене, он выходит из комнаты неудовлетворенный.