Но никто из них не преуспел в искусстве человеческих страданий, как Жнец ирландской мафии. Ронан Фицпатрик.
Сейчас он в моем подвале, с Сергеем.
В то время как Виктор, Николай и я наблюдаем в камеры в моем кабинете. Я чувствую беспокойство. Жажду. Это все, что я могу сделать, чтобы оставаться на месте и набраться терпения. Но так будет лучше. Потому что у меня не осталось контроля. Я убью его в первые две минуты, а так не пойдет.
— Ты прикончишь его, — уверяет меня Виктор. — Это твое право, Лешенька. Но должен набраться терпения.
Я ожидал от Николая сопротивления. Но я его не получил. Вместо этого он садится рядом со мной. Наблюдает так же пристально, как и я. Мне интересно, есть ли у него надежда. Надежда, что мы ошибаемся и что наш отец этого не делал. Что он как-нибудь выживет.
Но это не так.
Это очевидно, когда он, наконец, ломается. Ронан заставил его страдать сверх всякой меры. Его разум больше не может противостоять боли.
— Это был я.
Эти три кратких слова сорвались с его губ и подстегнули тьму, которая всегда горела во мне. Из-за него. Из-за него.
Того человека, который отказался признавать меня своим сыном.
Мой собственный отец хладнокровно убил мою жену и еще не рождённого ребенка. Выставил меня перед другими Ворами слабаком. И разрушил мою жизнь.
И Виктор, и Николай ждут, когда я встану. Брошусь вниз, чтобы завершить начатое. Но я снова застыл от боли.
— Возможно, нам стоит сделать это вместе, — предлагает Николай. — Ему было бы еще больнее, если бы я помог.
Его слова достаточно разумны. То, что раньше показалось бы мне горьким, теперь стало просто честной правдой, которую я больше не могу отрицать.
Сергей любил только Николая. Все остальные в его жизни были одноразовыми. Я. Моя мать. Даже его любовницы. Мать Николая исчезла много лет назад, и никто не знает, что с ней случилось.
Видеть того единственного, которого он когда-либо ценил, участвующим в его уничтожении, было бы невыносимо для Сергея. Я верил, что никогда больше не буду доверять Николаю. Что он никогда не сможет загладить свою вину за то, что сделал со мной.
Но когда я встаю, и он идет рядом со мной, чтобы убить нашего отца, я благодарен ему за его присутствие.
В подвале холодно, стоит запах крови и пота Сергея.
Когда его сыновья входят в комнату и встречаются с ним взглядом, в его взгляде мелькает предательство, как я и надеялся.
Но не на мне его взгляд. Его взгляд задерживается на Николае, оценивая его намерения.
Сергей большую часть своей жизни жил по кодексу истинного Вора. Он уже знает, что смерть придет. Нет никаких сомнений, что он принимает сей факт, как данность. Но он верит, что, поскольку он Вор, его удостоят смерти с почестями.
Он ошибается.
Ему уже удалили ногти на ногах и пальцы на руках. Ронан Фицпатрик неоднократно топил его и уже несколько раз приводил в чувство ударами палки, которую использовал, чтобы отвешивать удары. Его взгляд затуманен, а пульс, без сомнения, нитевидный.
Но это еще не конец. Даже близко не конец.
— Смерть Талии была быстрой, — говорю я ему, делая шаг вперед. — Но я могу заверить тебя, что твое везение здесь не поможет.
Я делаю жест Ронану, и он протягивает мне маленький черный футляр. Мои пальцы чешутся открыть его. Прикоснуться к тому, что причинит ему такую боль, какой он никогда не испытывал.
Но вместо этого я передаю его своему брату.
— Ты можешь оказать мне честь, — говорю я Николаю.
Трудно отказаться от этого момента. Но я знаю, что Николай прав. Это то, что больше всего ранит Сергея. Его лицо серьезно, но на нем нет и следа раскаяния, когда он достает шприц из футляра. И под руководством Ронана он вводит специальную смесь змеиного яда в руку Сергея.
Требуется всего несколько мгновений, чтобы яд начал действовать.
Сергей начинает биться в конвульсиях на столе и с пеной у рта, когда нейротоксины берут контроль над его телом. Когда наступает паралич и взгляд его выпученных глаз устремляется на меня, я наклоняюсь над ним, чтобы между нами не было недопонимания.
— Это только начало.
А потом я сажусь рядом с ним. Становясь безмолвным зрителем его смерти.
Сегодня с моей стороны не последует ни кровопролития, ни насилия. По всем внешним признакам, это можно было даже считать легкой смертью. Но боль, которую Сергей почувствует, когда яд нападет на его нервную систему, будет совсем не мягкой.
Это бальзам на мою душу, смотреть, как он страдает. И все же это ничего не значит. Я все равно буду вынужден идти дальше. Без Талии. Зная, что я сделал. Зная, что я подвел ее. Что я ничем не лучше самого Сергея.