— Только она делает не это. — Я смотрю на нее и качаю головой. — Вовсе нет.
Мак ошеломлена, и Лаклэну, кажется, неловко от этого разговора, но он держит рот на замке. Я всегда ценила в нем это качество. Что он позволяет кому-то высказывать свое мнение. И что в кои-то веки кто-то не смотрит на меня так, будто я совсем спятила.
— Она ловкачка, — говорю я Мак. — Она не трахается с мужиками. Она их грабит. Потому что это возвращает ей часть силы, которую она потеряла. Но ты никогда этого не поймешь.
— Я могла бы… — бормочет Мак, но слова повисают в воздухе.
— Нет, ты не могла, — говорю я ей. — Потому что ты не такая, как мы, Мак. Мне очень жаль, но это не так. Ты сильнее. И ты не прошла то, через что нам с ней пришлось пройти. Но ты осуждаешь нас за это. Именно это ты и делаешь.
— Я не осуждаю, — шепчет она.
А потом на ее глаза наворачиваются слезы, и я чувствую себя виноватой за то, что сказала ей все это. Но это нужно было сказать.
— Осуждаешь.
— Ладно, может быть, немного, но только потому, что я хочу лучшего для своих друзей.
— Но ты не можешь стыдить их, Мак. Ты не можешь заставить людей измениться. Справляться со всем так, как это делаешь ты. Люди разные. Все они относятся к вещам по-разному. Тебе нужно это понять.
— Это моя вина, не так ли? — Слезы текут по ее щекам, когда она смотрит на меня. — Я толкнула тебя на это. Ту поездку с Дмитрием. Потому что в последний раз, когда я тебя видела… мы спорили.
— Ты не подталкивала меня к этому, — качаю я головой. — Я бы все равно поехала.
— Но, если бы я не проявляла такую настойчивость. Так… осуждающе. А потом я попросила Алексея спасти тебя.
— Мак.
Я тоже плачу, так что это единственное слово, которое я могу выдавить. Мы оба встаем и сокращаем расстояние между нами. Исцеление всей боли и гнева одним объятием.
Я плачу в ее объятиях, и она обнимает меня. И я не знаю, как долго мы так стоим, но я знаю только, что часть моего сердца чувствует, что оно больше не мертво. Как будто это именно то место, где мне сейчас нужно быть.
Мне требуется больше часа, чтобы произнести эти слова. Принять то, что мне нужно сделать.
Что мне придется причинить боль Алексею, чтобы защитить себя.
И что я буду ненавидеть себя за это.
Но я не вижу другого выбора.
— Я хочу остаться здесь, — говорю я Лаклэну дрожащим голосом. — Я останусь здесь.
Глава 49
Алексей
— Виктор все время названивает, — говорит мне Николай с пассажирского сиденья машины.
— Не обращай внимания. Я разберусь с ним позже.
— Не думаю, что это связано с Арманом, — говорит он мне.
Он продолжает прокручивать свой телефон, проверяя сообщения и пропущенные звонки. И когда он напрягается рядом со мной, я понимаю, что что-то не так.
Я съезжаю на обочину и уделяю ему все свое внимание. Мы в часе езды от дома. Я просто хочу вернуться в дом. Чтобы разобраться в этой неразберихе. Снова спросить Талию, кто прислал ей фотографии.
Я цепляюсь за это, потому что это все, что я могу сделать, чтобы продолжать идти по тому пути, который я наметил для себя. Она предала меня. Я не мог так сильно ошибаться на этот счет. Это единственное, во что я могу поверить.
Но тут Николай поворачивается ко мне, и лицо его бледнеет. Он взволнован. Он держит в руке свой телефон, и Виктор уже на линии, через видеочат.
Я не готов к тому, что он собирается сказать, поэтому оттягиваю неизбежное. Мой мозг прокручивает ситуации, я вытягиваю руки по бокам с зажатыми кулаками.
— Я приду поговорить с тобой сегодня вечером, — говорю я Виктору. — Чтобы объяснить свои действия. И вернуть Талию.
— Лешенька.
Его лицо крайне эмоционально. А эмоции Виктор показывает крайне редко. Но только не сейчас. И это тоже вызывает бурю эмоций внутри меня. Что-то мне не нравится. То, чего я стараюсь избегать любой ценой.
Он не сердится. А он должен злиться на меня. Он знает, что я пошел против его приказа. Убийство Армана было несанкционированным актом. Ему следовало бы обсудить со мной наказание. Вместо этого он проявляет неприкрытую жалость ко мне.
— Что случилось?
У меня переворачиваются кишки, внутри я умираю, даже не прочитав его слов.
— Талия мертва.
Пол в подвале залит кровью.
Трупы лежат там, сложенные в углу.
Но мои руки жаждут большего.
Но Виктор рядом со мной, говорит о всякой ерунде. Говорит мне, чтобы я держал ум ясным.
— Эти грузовики были доставлены из твоего дома, — напоминаю я ему. — Кто-то предал нас.
— Да, — соглашается он. — Но ты убил людей, ответственных за их доставку. Теперь нам нужно ждать. Наберись терпения.
— У меня не осталось терпения, — отвечаю я. - Моя жена умерла. Мой не рождённый сын мертв. Франко мертв. И ты просишь меня о терпении?
— Мы исправим эти ошибки, — уверяет он меня. — Со временем. Когда мы обнаружим предателя. Пощады ему не будет, Лешенька. Никому. Но ты должен проявить терпение.
— Я и так слишком долго ждал, — отвечаю я. — У меня даже нет тела, которое я мог бы предать земле...
Слова замирают, и я делаю вдох. Я не могу думать об этом прямо сейчас. Думать о моем Солнышке таким образом. Для меня она все еще на третьем этаже. Там, где я ее оставил. Где она прекрасна, совершенна и моя, даже когда я разбиваю ей сердце. Когда я уничтожаю ее, и я знал, что так и будет.
Для меня есть только один способ продолжать. Единственный способ, который я знаю. И это написано кровью.
Я поворачиваюсь к Николаю, который наблюдает за мной, но старательно молчит.
— А что с людьми Дмитрия? Теми, кто занимался обучением? — интересуюсь я у него.
Он не смотрит на Виктора, ожидая разрешения заговорить. Тот же просто кивает.
— Я знаю, где они находятся.
Я иду к двери, жестом приглашая его следовать за мной. Виктор пытается остановить меня, положив руку мне на плечо.
— Лешенька, ты должен прекратить это.
— Обязательно, — заверяю я его. — Когда я убью их всех.
Рука на моей руке вытряхивает меня из темноты, и когда я моргаю, это Магда. У меня стучит в висках, и я чувствую рвотные позывы от количества алкоголя, бурлящего в моем организме.