Утром мама собрала волосы в тугой пучок и надела самое черное платье, какое только можно вообразить. Ты никогда не говорила ей про Карла. Она либо знала, либо нет. Как бы то ни было, было секретом, что произойдет, если ты сама поделишься информацией. С болезненной четкостью помнила поездку в Дестин – вы поехали вдвоем через несколько месяцев после смерти отца и перед появлением Карла. Тебе было двенадцать, ты ненавидела свои волосы и была безумно влюблена в Дугласа Гринуэя. Мама в изумрудном купальнике и огромных солнечных очках лежала в шезлонге возле бассейна потрепанного мотеля, где вы остановились. Ее тело было упругим и подтянутым – никогда ее такой не видела. Ты присела на уголок ее шезлонга, чтобы не заслонять ей солнца.
– Что? – спросила мама.
Ты тосковала по отцу, но выдавать этого не следовало. И по мальчику ты скучала. Пока еще он тебя не любил. Но верила, что заслужила. Ты отлично понимала людей.
– Просто… Скучаю по Дугласу…
– Ты ему хоть нравишься? – спросила мама, и тебе сразу стало ясно, что она не смотрит на тебя, но глаза ее были скрыты за темными очками.
– Не знаю. На прошлой неделе он ходил в кино с Амбер и ее мамой.
От воды в бассейне ты оглохла. Все утро ты работала ногами в мелкой части. В двенадцать начала делать стойку на руках, надеясь, что ноги смотрятся идеально. А уже в три ты мечтала лечь спать, но одновременно страшилась темноты. Флорида вся состояла из розовых ракушек и депрессии, залитых светом торговых центров и огромных пышных пальм. Старики – белые и безработные. Кроме того, вы оказались в худшей части Флориды. В этом отеле, в этом городке – а вовсе не в Майами. Цветок на дерьме. Синева бассейна была дешевой. Вода пахла мочой. Солнце тоже было дешевым.
Мама шумно втянула воздух носом. С полудня она пила «Кровавую Мэри». Лед растаял – красная перечная вода. Даже сельдерей казался теплым.
– Надеюсь, у тебя никогда не будет мальчика, – в конце концов, сказала она. – Ты будешь ревновать к его няням.
Ник позвонил в тот день, когда ты прилетела. На похороны он не придет, но приглашает в Fisharman Feast. Это произошло как раз накануне твоего головокружительного межгалактического взлета – тогда еще не было десяти тысяч подписчиков. Ты приехала красиво загорелая, в элегантной шляпе, вспоминая те времена, когда достаточно было просто гулять с бойфрендом среди прилавков с пирожками, а на твоей голове развевались буйные локоны. Ник выглядел сонным, мягким и уютным, как пиццерия в октябре. Мелькнула мысль: «Это могло быть навсегда. У нас мог быть ребенок и сентябри».
– Требуха! – крикнул уличный торговец.
– Отлично! – воскликнул Ник. – Можно нам два фунта, с кровью?
Ты недовольно поморщилась, и он сбежал. Торговец смотрел на тебя, протягивая длинную, мягкую булку.
Ты взяла и ударила его по руке. Рука была твердой и настоящей. Вспомнила, как впервые влюбилась в него. Когда он заставлял смеяться над ним, чтобы почувствовать, что может заставить тебя смеяться. Может быть, помог Карл? Да, Карл помог.
Когда вечером в сумерках цвета бурбона вы возвращались домой, спросила:
– А у Edible Arrangements все еще есть ресторанчик?
Весь день ты хотела выяснить, не хочет ли он поужинать вместе. Нервничала, но не теряла оптимизма. Поела идеально. Один банан. Три полупрозрачных ломтика индейки. Но во всем остальном была совершенно не готова.
– Твоя надежда прекрасна, – ответил Ник.
Он остановился, взглянул на тебя и задал вопрос, все ли нормально. Он имел в виду Карла. Его одержимость ситуацией с Карлом влияла на тебя, как песня Брюса Спрингстина.
– Эй! – возмутилась ты. – А как насчет нас в Лос-Анджелесе? Ты никогда не вспоминаешь те дни?
– Конечно же, вспоминаю. Мы были чертовски токсичные!
– Но и чертовски классные, полагаю!
Он засмеялся, солнечные блики сверкали на его крупной шее.
– Это чистое безумие, – сказал он. – Не могу даже представить, что мы будем близки. Думаю, мы созданы, чтобы быть лучшими друзьями.
Он потрепал твою шляпу. Стемнело. Ты была вне себя от смущения. Лицо пылало. Казалось, сейчас упадешь в обморок. Невозможно вернуться в прошлое, невозможно заставить его не произносить то, чего ты никогда не сможешь забыть. Болезненно свело живот. Ты убежала прочь, чтобы не опозориться еще больше, и неслась всю дорогу до дома. В тот вечер ужинала с мамой – замороженные пастушьи пироги, поминальные кексы, принесенные женщинами, которые никогда никого не теряли. Пустой старинный стул Карла во главе стола. Все было холодным и законченным.