Они с Купером поднялись на давно заброшенный третий этаж. В конце пыльной галереи находилась просторная комната. Старый гобелен, из-за которого она получила свое название, много лет назад заменили современными бумажными обоями. Но даже их теперь покрывала плесень, а в некоторых местах они свисали со стен. На полу лежал толстый слой пыли. В одном из углов валялись сваленные в кучу несколько сломанных стульев и досок вместе с другим хламом, тоже в паутине и пыли.
Сквайр и дворецкий заглянули в чулан, который оказался совершенно пуст. Чарли огляделся, и трудно было сказать, испытал он облегчение или разочарование.
– Здесь нет мебели, – сказал он и посмотрел в грязное окно. – Ты, кажется, говорил мне что-то в последнее время – я имею в виду не сегодняшнее утро – то ли об этой комнате, то ли о чулане?.. Не помню, что…
– Господь с вами! Ничего такого я не говорил. И уже сорок лет не вспоминал об этой комнате.
– А есть ли в доме какая-нибудь старинная мебель, называемая буфетом? – задал сквайр новый вопрос.
– Буфетом? Да, конечно, в этой комнате был встроенный буфет. Теперь вы напомнили мне об этом, – кивнул Купер. – Но сейчас он заклеен обоями.
– И как он выглядит?
– Как маленький шкафчик в стене, – ответил старик.
– Хм… Интересно… Так он где-то здесь, под обоями? Покажи мне, где.
– Ну, я думаю, он был где-то тут, – предположил дворецкий, постукивая костяшками пальцев по стене напротив окна. – Да, вот он, – добавил Купер, когда его постукивания гулко зазвучали по деревянной дверце.
Сквайр сорвал со стены обрывки обоев и открыл дверцы небольшого встроенного шкафчика площадью около двух квадратных футов.
– То, что нужно для моих пряжек и пистолетов, а также для остальных безделушек, – заявил он. – Пошли отсюда, и оставим собаку там, где она живет сейчас. У тебя есть ключ от этого шкафчика?
Дворецкий покачал головой: ключа у него не было. Старый мастер в свое время забрал из буфета все вещи и запер его, после чего велел, чтобы его заклеили обоями – вот и все.
Когда сквайр и дворецкий спустились вниз, Чарльз, оставшись один, достал из мастерской крепкую отвертку, тайком вернулся в комнату царя Ирода и без особого труда взломал дверцу небольшого шкафа в стене. Там нашлось несколько писем и расторгнутых договоров аренды, а также документ, написанный на пергаменте. С большим волнением Марстон взял его с полки и прочитал. Это был имущественный документ, составленный примерно через две недели после других и гласивший, что Гилингден является так называемым «заповедным имуществом», а значит, переходит по наследству от отца к старшему сыну.
За время тяжбы с братом Красавчик Чарли приобрел кое-какие юридические познания. Ему стало ясно, что результатом обнародования этого документа будет не только передача дома и земель Скрупу. Чарльзу самому придется сдаться на милость обозлившегося на него брата. И тот получит полное право взыскать с Чарли лично каждую гинею, которую он когда-либо получал в качестве арендной платы со дня смерти отца.
Мрачный, пасмурный день словно таил в себе смутную угрозу. Туда, где стоял в оцепенении Чарльз, упала густая тень от кроны одного из склонившихся к окну огромных старых деревьев.
В состоянии тягостного замешательства Чарли попытался обдумать свое положение. Он положил документ в карман, почти решившись уничтожить его. Еще недавно в подобных обстоятельствах он не колебался бы ни минуты. Но теперь его здоровье и нервы были расшатаны, и сквайр испытывал необъяснимую тревогу, которую это странное открытие усилило еще больше.
Мучительные размышления Марстона прервало сопение за дверью комнаты, настойчивое царапанье и протяжное низкое рычание. Он собрался с духом и, не зная, чего ожидать, распахнул дверь, за которой увидел пса – не такого, каким тот был во сне, а извивавшегося от радости, приседавшего и ластившегося с нетерпеливой покорностью. А затем зверь прошелся по комнате, глухо ворча в каждом углу и, казалось, пребывая в неодолимом волнении.
Завершив свой странный обход, собака вернулась к хозяину и снова принялась ластиться, сев у его ног.
Теперь, когда первый испуг Чарльза прошел, чувство отвращения и страха начало утихать. Он почти упрекнул себя за то, что отплатил бедному одинокому животному за привязанность антипатией, которую тот на самом деле ничем не заслужил.