Письма из города, однако, вскоре убедили сквайра в том, что его брат Скруп не только не мертв, но и очень даже активен. Адвокат сообщил Чарли, что старший Марстон откуда-то узнал о дополнительном имущественном документе и намеревается возбудить дело, чтобы отстоять право стать хозяином Гилингдена. В ответ Красавчик Чарли, собрав все свое мужество, написал адвокату храброе опровержение. Но тяжелые предчувствия его не покидали.
Скруп продолжал во всеуслышание угрожать брату обещанием «повесить наконец этого мошенника».
Однако в разгар проклятий и шантажа неожиданно воцарился мир: Скруп умер, так и не успев перед смертью осуществить свои угрозы. Это был один из тех случаев болезни сердца, при которых смерть наступает внезапно, как от пули.
Чарли не скрывал триумфа, и это выглядело шокирующе. Он не был, конечно, совсем уж злым человеком, но освобождение от тайного гнетущего страха вызвало у него бурю ликования. Кроме того, как выяснилось, сквайра ждала еще одна величайшая удача. Всего за день до смерти Скруп уничтожил завещание, в котором все до последнего фартинга доставалось любому незнакомцу, который согласится продолжить судебное преследование против Чарли.
В результате все имущество Марстона-старшего безоговорочно перешло к его брату Чарльзу как к законному наследнику. Теперь у последнего имелись все основания для полного торжества. Но и глубоко укоренившаяся ненависть, плод взаимных обид и оскорблений, полжизни сопровождавшая Чарльза, не покидала его. Так что Красавчик Чарли продолжал таить злобу и выискивать способы отомстить уже умершему брату.
Он бы с радостью запретил хоронить брата в старой часовне Гилингдена, где тому надлежало быть погребенным, но адвокаты сказали, что у Чарльза нет таких прав. К тому же он не мог бы избежать скандала из-за отмены похорон. Ведь туда обязательно явится часть местных джентри[3] и других людей, семьи которых на протяжении многих поколений поддерживали дружеские отношения с Марстонами.
Однако Чарльз предупредил слуг, чтобы никто из них не вздумал прийти на похороны. Сопровождая угрозы ругательствами и проклятиями, он заявил, что любой из прислуги, кто не послушается, по возвращении обнаружит перед носом закрытую дверь.
Не думаю, что кто-то из слуг, за исключением старого Купера, переживал из-за запрета. Дворецкий же был очень раздосадован тем, что старшего сына старого сквайра похоронят в семейной часовне без должного уважения со стороны Гилингден-холла. Он предложил поставить в дубовой гостиной, по крайней мере, немного вина и небольшое угощение на случай, если кто-нибудь из сельских джентльменов, решивших оказать уважение семье, заглянет в дом. Но сквайр только обругал его, приказав заниматься своими делами, а гостям, если таковые появятся, сообщить, что его нет дома и никаких поминок никто здесь не устраивает. То есть, грубо говоря, велел выставить их вон. Купер принялся возражать, и Чарли разозлился еще больше. После бурной сцены он схватил шляпу с тростью и вышел – как раз в тот момент, когда из дома стала видна похоронная процессия, спускавшаяся в долину со стороны гостиницы «Старый ангел».
Том Купер безутешно бродил у ворот дома и считал экипажи. Когда похороны закончились и все начали разъезжаться, он направился обратно к дому. Издалека дворецкий увидел, как к крыльцу подъехала траурная карета, из которой вышли два джентльмена в черных плащах и с крепом на шляпах. Не глядя по сторонам, они поднялись по ступенькам в дом. Купер медленно последовал за ними. В дверях он оглянулся – кареты уже не было, поэтому дворецкий предположил, что она обогнула дом и отъехала во двор.
В холле Том встретил слугу, который видел, как два джентльмена в черных плащах прошли через холл и поднялись по лестнице, не снимая шляп и ни у кого не спрашивая разрешения.
– Очень странно, – подумал старый Купер, – что за вольность?
Он поднялся наверх, чтобы разобраться с незваными гостями. Но ему так и не удалось их найти. И с того часа в доме воцарилось смятение.
Всем слугам стало казаться, что в коридорах они слышат шаги и голоса, а в углах галерей или в темных нишах их пугал хихикающий, угрожающий шепот. Слуги в панике бросали дела – к неудовольствию отчитывавшей их худой миссис Беккет, которая считала такие истории полной ерундой. Но вскоре и самой миссис Беккет пришлось изменить свое мнение.
Она тоже начала слышать голоса, и самое ужасное – непременно во время молитв. Всю жизнь Беккет строго соблюдала ежедневное молитвенное правило, а сейчас ей приходилось прерываться. Она пугалась, но упорно продолжала произносить нужные слова и фразы. Однако невнятный поначалу шепот голосов постепенно начинал складываться в угрозы и богохульства.
3
Джентри (от старофранцузского