Моррис сел напротив молодой вдовы. Их отражения плыли в стеклянной столешнице. Антонелла подняла глаза, он взял ее пухлые ладони в свои, вспоминая, какими маленькими, белыми и быстрыми они казались, когда Антонелла украшала в ноябре могилу отца.
- Послушай, Тония, - впервые он назвал невестку так, - единственная причина, почему Бобо не ночевал дома, - желание проверить ночную смену. Va bene? Он мне частенько говорил, что считает своим долгом заглянуть туда раз в несколько суток.
Подняв опухшее лицо, она вымученно улыбнулась сквозь слезы, и Моррис улыбнулся в ответ. Он опять подумал, что в ее заурядности есть нечто утонченное, высшая проба подлинности, если можно так выразиться. Поэтому он оказал ей большую услугу, избавив от лживого и ничтожного мужа и заставив страдать, а тем самым пробудив в ней лучшие качества. Антонелла уже гораздо милее, - чем сорок восемь часов назад.
Он мягко сказал:
- Теперь позволь мне все же обсудить кое-какие практические детали. Сегодня днем в Квинцано доставят венки. Кому-то надо будет их получить. Я уже обговорил с мэрией вопросы оповещения деревни, так что об этом можешь не беспокоиться. Катафалк подъедет завтра в девять утра. А пока, честно говоря, я намерен попросить полицию оставить тебя в покое. Не сомневаюсь, ты уже рассказала все, что им надо знать".
Антонелла закивала, нервно теребя крестик на шее. На ней был на редкость грубый лифчик, вдобавок просвечивавший из-под траурной блузки.
- Да, кстати, - вспомнил он. - Мне звонил Стэн. Он, видимо, пытался дозвониться до тебя вчера вечером. Сообщил, что занятия придется отложить на неопределенное время, поскольку ему предложили работу учителя в Виченце. Я сказал, что заплачу все, что ему причитается.
Антонелла смотрела без выражения.
- А как только ты захочешь продолжать, я могу давать тебе уроки сам.
Она опять только кивнула. Лишь когда Моррис собрался идти и жестом подозвал Кваме, она набралась сил, чтобы сказать:
- Grazie, grazie, Morrees. Sei davvero simpatico. Правда, ты такой милый. - Антонелла встала, обошла стол и нежно расцеловала зятя в обе щеки, легонько обозначив объятие, как человек, который успокаивается сам, утешая ближних. - Grazie, - повторила она с блеском в глазах.
Доверчивость Антонеллы показалась Моррису чрезвычайно привлекательной - это напомнило Мими. А вот Паола никому не доверяет ни на грош, даже собственному мужу.
- Не волнуйся. Я уверен, все обойдется.
На какой-то миг он почти пожелал, чтобы в его власти было вернуть этой женщине мужа. Он действительно этого хотел. Чтобы избавиться от неуместного чувства, он еще раз приобнял ее, кивнул Кваме и вышел.
Моррис велел Кваме садиться за руль и пригляделся к своему подельщику из третьего мира. У того была странная, зернистая, как кора, настоящая африканская кожа. Она, конечно, толще, чем кожа Морриса - та сухая, как пергамент. Хотя в последнее время он охотно пользовался увлажняющими кремами из богатых запасов Паолы: не только для гигиены, но еще из-за легкого возбуждения, которое охватывало его всякий раз, как он прикасался к таинственному предмету - дамской косметичке. Он вспомнил заплатанные трусики Мими, которые нашел в корзине синьоры Тревизан. Решится ли он когда-нибудь попросить Паолу надеть их? Заведется ли она от этого?
Затем он вспомнил о беременности жены и успокоился, отогнав греховные мысли. Даже с Паолой все еще может повернуться к лучшему. Бесполезно добиваться благосклонности Антонеллы. Может быть, его долг в том и состоит, чтобы сделать из Паолы порядочную женщину. Это будет что-то вроде испытания. Жизнь, в конце концов, войдет в благопристойную колею.
- С сегодняшнего дня будешь возить меня всюду, куда понадобится.
- Ладно, босс.
На повороте из Авезы машина вылетела на середину дороги. Кваме пришлось резко вильнуть, чтобы избежать столкновения со встречным мотоциклистом. При этом его лицо осталось невозмутимым, будто ничего не произошло. Моррис тоже старался не показывать виду, хотя заметно побледнел. Когда же Кваме как ни в чем не бывало проскочил на красный у выезда на государственную магистраль из Тренто, Моррис решил, что так и надо. Расчет на удачу должен принести плоды.
- Еще ты будешь моим секретарем и научишься вести дела компании в мое отсутствие, - настойчиво продолжал Моррис. - В частности, присматривать за остальными ребятами на Вилла-Каритас, рассказывать мне, в чем они нуждаются. Кроме того, тебе надо следить, чтобы они не ссорились с итальянцами и не портили рабочую атмосферу. Скандал с Азедином и Фаруком не должен повториться. Я не потерплю таких вещей.
Еще не договорив, Моррис наклонился, взял трубку и, удивляясь собственной памяти, набрал номер, по которому звонил в последний раз почти два года назад с римского вокзала, когда отправлялся за выкупом и наткнулся на Стэна.
- Инспектор Марангони слушает.
Странно, его до сих пор не повысили в должности. Все те же лица на прежних местах.
- Это Моррис Дакворт.
Краткая пауза на том конце как будто показывала, что звонок не вызвал радости.
- Чем могу служить? - в голосе инспектора, как ни странно, сквозило какое-то холодное удовлетворение.
Чтобы не перегибать палку, Моррис отмолчался.
Несколько менее уверенным тоном инспектор спросил:
- E allora?..
- Я не совсем уверен, стоит ли мне это говорить, - Моррис увидел, как по лицу Кваме расползается улыбочка. Но тут же пришлось зажмуриться, поскольку новоиспеченный шофер повернул и с мучительной неспешностью проехал перекресток под носом у рвущихся наперерез машин.
- Скажите, вы еще не поймали этих... хм, голубых?
- Нет, - резко ответил Марангони, почуяв недоброе.
Любопытно, подумал Моррис, два года назад он держался приветливее. Возможно, у него проблемы с женой - дело житейское.
- Мне казалось, - протянул он разочарованно, - им сложно будет уйти в бега без документов и тому подобного.
- Так что вы хотели мне сказать?
- Дело в том, что Бобо, то есть синьор Позенато держал у себя, ну, можно назвать это вторым сейфом. То есть помимо главного, который в стене за столом.
Он помолчал.
- Для... э-э, черного нала, - добавил он, как только Марангони начал что-то говорить. Поэтому ему пришлось повторить.
- Он находится за мусорной корзиной рядом с дверью.
Оба замолчали. Кваме медленно ехал по набережной мимо того самого полицейского участка, где сидел Марангони. Негр резко притормозил и показал пальцем на машину Бобо, зажатую между "фиатом-1500" и автобусом "Фольксваген", служившим нелегальным пристанищем немецких хиппи. Моррис кивнул и махнул рукой в сторону кладбища.
- Ну, видите ли, не пришло в голову сразу туда заглянуть.
- И?..
- Он пуст. Исчезло около двух миллионов лир.
Перекочевали в карман Морриса, если быть точным. Эти деньги помогут умаслить Кваме.
После долгого молчания Марангони не смог сказать ничего вразумительного и промычал:
- Угу.
- Это все, - Моррис с трудом пытался не замечать враждебности инспектора. Совершенно неожиданно его обуял дикий страх, он чувствовал, как каждая клеточка тела вопит о провале. Его поймают, не так ужасны прямые последствия этого, как сама угроза разоблачения, страх оказаться лжецом в глазах людей. Моррис искренне верил, что он - не лжец. Он же настоящий!
- Сообщите мне, пожалуйста, если узнаете что-то новое, - еле выговорил он и с облегчением дал отбой, не дослушав инспекторское "arrivederci".
Кваме остановился у кладбища. Разум Морриса все еще был затуманен огромным количеством дел, которые надо сделать, вещей, которые надо помнить - хаосом, где боролись страх и самонадеянность, попеременно выплывая наверх и топя друг друга.
Затем раздался бас Кваме:
- Приехали, босс.
Хоть Моррис и не просил называть себя так, обращение ласкало слух.
Моррис глянул на цветочную лавку напротив, утопавшую в золотистых хризантемах. Рядом разносчик пытался всучить местную газетенку каким-то итальянцам, не способным прожить двух дней без общества своих дорогих покойников. Моррис с тревогой подумал, что еще не читал газет и не знает, как описали его поведение в прессе. Быть может, там найдется объяснение внезапной враждебности Марангони.